В. Огарков - Екатерина Дашкова. Ее жизнь и общественная деятельность

Мисс Вильмот делала очень печальные выводы относительно тогдашнего строя гостеприимно приютившей ее страны. Она говорит: “Подчиненность развита здесь до крайней степени. В понятиях массы слова хороший и плохой – это лишь синонимы благоволения и неблаговоления; уважение к личному достоинству заменяется уважением к чину”. И вообще, по замечанию наблюдательницы, тогдашняя Россия относительно образования находилась еще в XIV или XV столетии применительно к Европе. Роскошь Москвы и цивилизация Петербурга – эти два города в отношении к целой стране уподобляются “модной парижской шляпке на голове грубой деревенской девочки”.

Жизнь в Троицком и Москве, хотя и наполненная делами по хозяйству, перепиской с многочисленными знакомыми и с государственным канцлером – братом Александром Романовичем, не могли, однако, удовлетворить княгиню. Ум ее был, правда, занят, но и сердце начинало предъявлять свои требования.

Природа, как мы видели, не наделила Дашкову особой мягкостью и жаждой симпатии. Мы уже знаем эту истину из ее отношений к людям, размолвкам с которыми помогали ее сварливость и неуживчивость. Но еще яснее эта черта видна в отношениях княгини с детьми, с которыми она всю жизнь не ладила. Правда, дети сами относились к ней плохо, но такое отношение было во многом обусловлено качествами матери, ее непокладистостью и придирчивостью. Во имя своей аристократической гордости она не желала в продолжение многих лет видеть кроткой жены сына; этот выбор уязвил ее в самое сердце, и ее чувства в этом случае напоминали до известной степени решимость брамина, согласного скорее умереть, нежели общаться запросто с “парией”. У княгини были постоянные истории и с дочерью.

Но вот наступила и старость. Дашкова испытала много горя и волнений, ее удручали болезни, а удовлетворения, которое могло бы наполнить старческие годы счастьем, не было. Может быть, она уже сознавала, что те “суетные отличия”, за которыми она гналась в прошлом, не дают прочного счастья людям, и в глубине ее сурового сердца заискрился родник теплого чувства, жажда приветливых и задушевных отношений, потребность в сыновней ласке, потребность в близости молодого, любящего существа. Но детей около не было... Вблизи нее не раздавалось детского лепета внуков; она не слышала этого простого слова “бабушка”, которое так сладко звучит в устах ребенка... С другой стороны, княгиня не встречала отклика в своих детях, и потребность в дружбе и симпатии у нее проявилась в отношении к постороннему человеку – дочери “гордого Альбиона”, к которому она вообще чувствовала слабость, мисс Вильмот.

Эта девушка была кузиной старинной приятельницы Дашковой мистрисс Гамильтон, приезжавшей в Россию во время управления княгиней Академией и прожившей у нее целый год. Симпатичная и кроткая, Мэри Вильмот усладила последние годы жизни Екатерины Романовны; ее настояниям мы, между прочим, обязаны тому, что княгиня написала свои “мемуары”. Издавна благоговевшая перед княгиней, по рассказам Гамильтон и других знавших ее лиц, мисс согласилась посетить Россию и прожила у Дашковой пять лет.

Мэри Вильмот приехала в Россию летом 1803 года. Англичанка уже раскаивалась в предпринятом ею намерении, так как в Петербурге, остановившись у Полянской, она сразу окунулась в мир сплетен, ходивших тогда про княгиню Дашкову, которую вообще недолюбливали. Ее рисовали жестокой, мстительной, необузданной, и она стала уже представляться воображению девушки в образе не благодетельной, а злой феи. Но прием, оказанный гостье княгиней, и уже первое знакомство с ней рассеяли все эти опасения. И удивительно, что Дашкова, неуживчивая и ко всем требовательная, так сошлась со своей гостьей, что полюбила ее, как родную дочь, и между ними не было ни малейших недоразумений. Вероятно, девушка ей понравилась своей кротостью и умом, а Дашкова очень нуждалась в присутствии около себя нежного и преданного существа, на которое она могла бы излить свою симпатию. Известную роль тут, впрочем, могло играть и то обстоятельство, что Вильмот была англичанка, кузина Гамильтон, и в лице ее, так сказать, Европа, перед которой всегда любили расшаркиваться представители нашей знати, могла осудить Дашкову, если бы она не проявила ласковости к своей иностранной гостье.

Княгиня встретила мисс Вильмот в длинном темном платье с серебряной звездой на левой стороне груди; головной ее убор состоял из мужского ночного колпака, а шея обвязана знаменитым оборванным платком мистрисс Гамильтон.