В. Васильев - Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Примирившись с отцом, Мирабо недолго довольствовался своим новым положением. Содержание казалось ему недостаточным, и он стал изыскивать средства к увеличению своих доходов. На помощь пришел опять дядя-бальи, ангел-хранитель семейства, олицетворение здравого смысла. Государи женятся по политическим соображениям, отец-Мирабо женился по денежным. Брак вышел лучше, чем можно было ожидать: жена привлекала к себе мужа. По мнению жены, ее привлекательность была для нее даже обременительна, во всяком случае, они произвели тринадцать человек детей. Олицетворение здравого смысла, бальи находил однако же, что брак по расчету не может быть удачным, и до тех пор работал над его расторжением, пока ему не удалось развести мужа и жену безвозвратно. Как истинный сын аристократии, он, имея этот пример перед глазами, не задумался, однако, присоветовать своему племяннику брак по расчету для поправления своих денежных дел. Он посоветовал ему жениться на дочери маркиза Мариньяна. Выполнить такое намерение было не так-то легко: претендентов было много, и Мирабо – один из последних. Маркиз отказал ему, а отец Мирабо, оскорбленный в своей гордости, находил, что подходящей партией для его сына могла быть только владетельная особа. Чтобы все-таки достигнуть своей цели, Мирабо стал страстно за ней ухаживать и успел до того скомпрометировать девушку, что все думали, будто она ему отдалась. Родители уступили, и 22 июня 1772 года была отпразднована свадьба. Двадцати трех лет от роду Мирабо сделался мужем. Отец был доволен находчивостью сына, назначил ему 6 тысяч ливров в год содержания и обещал ежегодно прибавлять к ним по 500 ливров. Путем субституции, обходя второго своего сына, он сделал его владельцем большей части своих провансальских имений. Новобрачной он подарил драгоценностей на 12 тысяч ливров. Маркиз де Мариньян был гораздо менее доволен браком и назначил своей дочери только 3 тысячи ливров содержания.

К этому времени относится первое произведение Мирабо – “Опыт о деспотизме” (“Essai sur le despotisme”). Он задумал было написать обширную историю деспотизма, но чутье народного трибуна заставило его изменить свое намерение, и в три месяца “Опыт...” был готов; разумеется, он произвел гораздо более сильное впечатление, чем мог бы произвести обширный трактат. Внешне книга имеет самый странный вид: канитель в 336 страниц тянется без всякого подразделения на главы и наполнена пестрым содержанием. Но она дышит такой страстной ненавистью к деспотизму, что читатель только эту сторону и замечает. Под словом “деспотизм” автор подразумевает образ действия, а не образ правления. По его мнению, деспотические наклонности – в крови у человека, и свободные народы так же склонны к деспотическому поведению, как и неограниченные государи. Отец, очевидно, имел преобладающее влияние на его воззрения; книга составляет шаг вперед по сравнению с политическими идеями отца. Маркиз Мирабо в молодости своей был резким защитником самоуправления, в особенности местного. Под старость в нем ощетинился волк, он допускал самоуправление только для землевладельцев и защищал даже автократизм и произвольные аресты. Мирабо-сын же резко восстает против всех защитников неограниченной власти и, прямо намекая на отца, попрекает физиократов в поблажках деспотизму.

Типично для того времени понятие о свободе, какое он высказывает. По его мнению, свобода человека есть собственность над собою. В настоящее время ни один ученый, ни одно цивилизованное законодательство не сделает такого смешения свободы с собственностью. Свобода есть суть человеческой личности, без свободы нет и личности, а собственность священна только потому, что она есть право личности над вещью. По современному русскому законодательству сделать личность собственностью есть преступление и признать свободу видом собственности – значит не понимать, что такое личность и что такое свобода.

Мирабо проповедует отсутствие притязательности. Он недоволен Англией и Голландией, потому что они так же, как неограниченные монархи, стремятся к завоеванию и завладению; его удовлетворяет одна Швейцария, довольствующаяся своей свободой и не стремящаяся к захватам. Он оспаривает идею Руссо о том, что наиболее естественное состояние для человека есть состояние дикаря, и доказывает пользу прогресса; но, вполне разделяя господствовавшее в его время настроение, он находит, что богатство и роскошь развращают людей и делают их неспособными к свободе. В этом случае он идет вразрез с воззрениями англичан и американцев. Республиканская простота, презрение к земным благам кажется ему первой, наиболее обязательной добродетелью для человека; свобода и только свобода должна одушевлять его во всех поступках; кроме этой свободы он ничего не должен желать, для нее он должен переносить все и на все решаться. Растлевающее влияние среды сказалось в этом учении самым серьезным образом; он так привык скрывать все хорошие свои порывы, говорить и делать одно на глазах у всех и думать другое в тайниках своей души, что ему казалось совершенно естественным, если слово и дело противоречили у него самым решительным образом. Влияние среды, жажда блеска породили в нем необузданную страсть к роскоши. Он женился на девушке, избалованной роскошью до крайних пределов возможного; новобрачные старались превзойти друг друга в расточительности и, несмотря на громадные доходы, наделали кучу долгов.