Александр Трачевский - Наполеон I. Его жизнь и государственная деятельность

Главная сила, которой суждено было подкосить богатыря, скапливалась на севере. Наполеон уже в апреле 1811 года писал: “Война разыграется вопреки мне, вопреки Александру, вопреки интересам Франции и России”. Он, во главе почти всей Европы, был невольным представителем Запада в борьбе с Востоком: Англия, втравившая в нее своих соперников, отступилась тогда от России.

“Борьба колоссов” подготавливалась с самого Ваграма. Наполеон шел только на тайное соглашение и внушал Александру: “Франция не должна быть врагом России: это – неоспоримая истина. Географическое положение устраняет всякий повод к разрыву”. Тогда же император возвестил в Сенате свою радость по поводу того, что “друг” приобрел часть Галиции и Финляндии и занял Молдо-Валахию. Между тем с весны 1810 года в Париже появился Нессельроде, который сносился с Талейраном тайком даже от нашего министерства. В то же время обострился экономический вопрос. Континентальная система довела Россию до торгового кризиса, причем рубль пал до четвертака. И 1811 год начался в России резкою мерой: указ не только облегчал ввоз английских товаров, но и запрещал ввоз произведений Франции. С этой минуты Наполеон начал готовиться к войне.

Понятно, что в интересах континентальной блокады владыка захватил Ольденбург. Понятен и протест царя против этой “пощечины перед лицом всей Европы”. Староруссы растравляли рану Александра. Они называли Тарнополь “подачкой на водку”, Финляндию – даром “безбожника”. Их агенты в Париже, с нашим посланником во главе, закидывали царя ядовитыми донесениями о “тиране Европы”. В душе “друга” негодование слилось со страхом, когда летом 1812 года Соединенные Штаты объявили войну англичанам, которые всячески запугивали его и без того. А тут явилось соблазнительное поощрение из Вены. Александр вообще был не против обещанного Наполеоном “разбития Пруссии на куски”. Он говорил в начале 1812 года: “Я – друг короля: я удовольствуюсь частью до Вислы”. Теперь же владыка вздумал обойти Россию: он заставил Франца I тайком принять Силезию взамен остававшегося у него клочка Галиции, который предназначался полякам. Но Меттерних отплатил России за 1809 год, показав договор русскому послу.

Александром овладела лихорадочная поспешность. Не дав созреть немецкому патриотизму, не дав Австрии и Пруссии времени изготовиться, он уже весной 1811 года начал стягивать войска в Литве, а в октябре был заготовлен ультиматум. В начале 1812 года Александр уже заключил союз с Швецией, Англией и даже с испанскими кортесами, причем обещал Бернадоту французский престол. Затем последовал мир с Портой, доставивший нам Бессарабию, и царь открыто говорил, что, “покончив с Наполеоном, мы создадим греческую империю”. В апреле Россия потребовала, чтобы император очистил Пруссию и Померанию. “Как вы смеете делать мне такие предложения! Вы поступаете, как Пруссия перед Иеной!” – крикнул Наполеон нашему послу. “Я остаюсь другом и самым верным союзником императора”, – сказал Александр его послу, отъезжая к армии в Вильну.

В Вильне все, не исключая Барклая, рвались в бой, низко оценивая силы врага. Два немца, Фуль и Толль, взялись устроить на Двине, в Дриссе, Торрес-Ведрас, забывая, что там нет ни гор, ни моря. А в лагере кишели интриги, перекоры да обычные беспорядки. Войска были разбросаны, хотя их было не меньше, чем у Наполеона, а пушек даже больше (тысяча шестьсот). Налицо оказывалось тысяч двести, да и тут было много плохой милиции. Только Багратион шел с юга, а Чичагов, с дунайской армией, мог еще позже выдвинуться против австрийской армии Шварценберга. Хорошо еще, что не было исполнено первоначальное приказание Александра Чичагову – “действовать в тыл неприятелю, приближаясь даже к границам Франции”.

Приподнятый дух ясно обнаруживался в самом Александре. Он возвестил, что “никогда не отлучится от мира”. Вопреки советам брата, матери, приближенных, он отвечал на мирные предложения Наполеона: “Не положу оружия, пока хоть один неприятельский солдат останется в России”. А вскоре он воскликнул: “Лучше отращу себе бороду и буду питаться картофелем в Сибири вместе с последним из моих крестьян, чем примирюсь с Атиллой новейших времен”. Правда, Наполеон получил в Вильне предложение о мире; но, по словам самого царя, оно было сделано лишь с тем, чтобы “Европе было известно, что не мы начинаем войну”. Воинственный пыл остыл, как только враг вторгся в наши пределы. Александр тотчас составил список того, “что надобно будет увезти из Петербурга”, и 26 июня выехал из Вильны. Он приказал Барклаю отступать на соединение с Багратионом, оставив корпус Витгенштейна на Двине для прикрытия пути в Петербург.