В. Огарков - Григорий Потемкин. Его жизнь и общественная деятельность

В воспоминаниях одного современника, видевшего в эту поездку князя в Харькове, рассказывается:

“На другой, по приезду, праздничный день ожидали князя в собор. Светлейший пришел уже после “Достойно” и остановился не на приготовленном для него седалище под балдахином, а с правой стороны амвона, посреди церкви; взглянул вверх, во все четыре конца. “Церковь недурна”, – сказал он вслух губернатору Кишенскому, вслед за тем одной рукой взял из кармана и нюхнул табаку, другой вынул что-то из другого кармана, бросил в рот и жевал; еще взглянул вверх; царские врата отворялись; повернулся в экипаж и уехал. Был он с ног до головы в таком виде: в бархатных широких сапогах, в венгерке, крытой малиновым бархатом с собольей опушкой, в большой шубе, крытой шелком, с белой шалью около шеи, с лицом, по-видимому, неумытым, белым и полным, но более болезненным, чем свежим, с растрепанными волосами на голове; показался мне Голиафом”.

“Голиаф” прибыл в Петербург 4 февраля 1789 года вечером, по иллюминированному пути от Царского Села до самой столицы, и занял свое обычное помещение в Эрмитаже. Екатерина, желая особенно почтить князя Таврического, предупредила его представление и сама первая посетила его. Не будем говорить о том, какие сцены тогда происходили в Петербурге и какое могущество представлял князь, заслонивший своей колоссальной фигурой мелкую придворную толпу. В честь “светлейшего” давали балы, и весь город перебывал у него с нижайшими поклонами. Еще раньше он получил за Очаков Георгия I степени, – отличие, дававшееся обыкновенно только высочайшим особам; но теперь на него вновь пролились неслыханные награды от благодарной императрицы.

Во всем была видна могучая рука Потемкина за это время пребывания его в Петербурге: в ходе дел с Швецией, Польшей и Пруссией. Его влияние на государыню и доверие последней к победоносному вождю выразились яснее всего в том факте, что Потемкину были поручены обе армии: украинская – Румянцева и екатеринославская, так что он явился полководцем всех военных сил на юге и юго-западе. Знаменитый и несправедливо обиженный Задунайский уехал в свою малороссийскую деревню.

Потемкин выехал из Петербурга 5 мая 1789 года. Он не предчувствовал, что это пребывание в столице являлось последним триумфом и что скоро его звезда должна была померкнуть. Но он уезжал как триумфатор, могущественный более чем когда-нибудь, сопровождаемый на пунктах своих остановок ласковыми, задушевными письмами императрицы, жалевшей о его нездоровье и надеявшейся на его дальнейшие подвиги, долженствовавшие возвестить всему миру о “Минерве” и ее достойном сподвижнике. Посылая ему, например, медали с его портретом, она писала: “Я в них любовалась как на образ твой, так и на дела того человека, в котором я никак не ошиблась, зная его усердие и рвение ко мне и к общему делу, совокупленно с отличными дарованиями души и сердца”.

Этот год, 1789, как известно, ознаменовался блестящими военными делами русских армий на юге: взятием Бендер, Фокшанами, занятием Аккермана и знаменитой победой Суворова при Рымнике. Мы должны отметить то обстоятельство, что князь оказался благородным и благодарным по отношению к Суворову, хотя впоследствии между ними происходили размолвки. Он писал Суворову: “Объемлю тебя лобызанием, искренними и крупными словами свидетельствую свою благодарность!” Он просил Екатерину наградить знаменитого полководца беспримерно щедро.

Крупные дела делали для Потемкина его талантливые полководцы: Суворов, князь Репнин, Ушаков и другие, а сам “светлейший” провел часть кампании 1789 и почти всего 1790 годов вдали от военных действий. Он жил в Дубоссарах, а затем в Яссах и Бендерах. Ставка его была необычайно великолепна, вокруг нее был посажен полковником Бауэром сад в английском вкусе. На полях битв лилась кровь, раздавались стоны и свирепые крики, а у князя царили невиданные роскошь и веселье. Сарти с двумя хорами музыки ежедневно забавлял публику. Около Потемкина вился рой красавиц, ставились балеты, происходили балы, праздники, театральные представления. Сарти положил на музыку победную песню: “Тебе, Бога, хвалим” – и к ней была прилажена батарея из десяти пушек, которая по знакам стреляла в такт, а когда пели “Свят, свят”, тогда из орудий производилась скорострельная пальба. Музыка во вкусе “светлейшего”!

К этому времени относится крайне интересный роман Потемкина, этого пятидесятилетнего селадона, пылкость чувств которого не остывала с годами. Но этот роман, кажется, не отличался теми грубыми реалистическими чертами, как прежние похождения князя. Может быть, утомленная и пресыщенная наслаждениями душа князя жаждала теперь платонического, идеального, что проглядывает в переписке его с новой избранницей. Это была Прасковья Андреевна Потемкина, жена внучатого брата “светлейшего”, П. С. Потемкина, урожденная Закревская. Замечательная красавица, она зажгла такое пылкое пламя в сердце “светлейшего”, что он, наполненный этой привязанностью, все забывал: и славу, и дела, и кровавые сцены войны. Вот коротенькие выдержки из посланий князя к этой женщине, все письма к которой были одинаково горячи и восторженны.