А. Шеллер - Джироламо Савонарола. Его жизнь и общественная деятельность

– Беги, беги, брат, – уговаривают приверженцы Савонаролу, зная, что он может спастись задними ходами.

Он минуту колеблется, но тут раздается коварный вопрос вероломного монаха Малатесты:

– Разве пастырь не должен предать своей жизни за овец своих?

Глубоко пораженный этими словами, Савонарола обнял своего Иуду, обнял других монахов и отдался в руки слуг сеньории, которая уже давно требовала его выдачи.

Радостные вести полетели от сеньории в Рим, в Милан, в Париж, где роковым для Савонаролы образом уже не было для него защитника, так как Карл VIII умер накануне жалким образом, как жил: в дороге, в грязи, на гнилой соломе.

Следствие над Савонаролой. – Пытки. – Казнь. – Обвинения против Савонаролы. – Общая оценка его деятельности

Роль Савонаролы как общественного деятеля, церковного реформатора, учредителя, законодателя и негласного правителя целого государства была закончена. За днем 7 апреля 1498 года наступает собственно личная история отдельного человека, полная ужасов и трагизма, но без выдающегося общественного значения. Над Савонаролой, Домеником и Сильвестром было назначено следствие, а чем было следствие в XV веке, нетрудно себе представить. Савонаролу, испостившегося, хилого, нервного, подняли на дыбу и так быстро потом опустили веревку, что можно было сойти с ума от одной этой встряски; потом опять поднимали на дыбу и прижигали ему в это время подошвы горячими угольями; далее его пытали четырнадцать раз в один день. Продлив эти пытки в течение нескольких дней, ему дали передохнуть и после отдыха принялись опять за новые пытки, за которыми последовал еще отдых и еще пытки. Все это делалось с целью добыть “добровольные” признания. Иногда у несчастного мутился разум, иногда он восклицал: “Господи, Господи, Тебе предаю дух мой” или: “Господи, Господи, довольно!” Но показания его пришлось все же подделывать и искажать, потому что он даже при всем желании не мог признать за собой еретических мнений в религии, греха в желании блага родной стране и только относительно пророческого дара он мог теперь поколебаться на минуту. В минуты пыток он подписывал все, что его заставляли подписывать, и после окончания пыток снова стоял твердо за свою правоту. Несмотря на пытки, несмотря на подложные показания, несмотря на оскорбления со стороны папских клевретов, Савонарола нашел еще силы написать три небольших, но важных по своему католическому духу статьи в тюрьме: “На Тебя, Господи, уповаю”, “Размышления о Miserere” и “Указания к христианской жизни”, написанные на переплете одной книги по просьбе тюремного стража, благоговевшего перед Савонаролой, – он нашел силы по-прежнему удивлять людей своим достоинством и покорять сердца своей чистотой и мягкостью, так что даже все подлоги не могли вооружить против него его товарищей по тяжкому незаслуженному испытанию: Доменика и Сильвестра. Само собой понятно, что приговор суда не мог быть ничем иным, как приговором к убийству, носившему на юридическом языке название “смертной казни”. “Преступники” должны были быть повешены, а потом сожжены. Целый ряд трогательных и глубоко запечатлевшихся в народной памяти сцен произошел в день казни, назначенной на 23 мая. Оскорбленный чернью, поруганный, шел Савонарола к тому месту, где возвышалась виселица в виде креста. Кто-то подошел к нему со словами утешения.

– В последний час, – ласково ответил Савонарола, – утешить может только Бог.

– Господь столько страдал за нас! – заметил он на вопрос священника, добровольно ли он принимает мученическую смерть.

Перед Савонаролою шли воодушевленные Доменик и Сильвестр; первый, подходя к виселице, громким голосом пел: “Тебя, Бога, хвалим”; второй, вошедши на платформу и повиснув в воздухе, проговорил спокойно: “В Твои руки, Господи, предаю дух мой”. Когда дошла очередь до Савонаролы, он бросил последний взгляд на толпу; она, когда-то нетерпеливо ожидавшая каждого слова из его уст, теперь нетерпеливо ждала с факелами в руках, скоро ли можно будет поджечь помост. Гробовая тишина воцарилась в толпе, когда палач надевал веревку на шею Савонаролы. Вдруг раздался голос:

– Пророк, пришло время: сотвори чудо!

Палач, чтобы доставить удовольствие толпе, начал играть, как куклою, висевшим телом Савонаролы, еще содрогавшимся в последних конвульсиях, и, крутя и качая его, чуть не полетел с помоста. Едва успел соскочить палач с подмостков, как к ним поднесены были факелы. Вдруг внезапный вихрь отнес далеко в сторону от трупов вспыхнувшее пламя.