Лев Троцкий - Сталин. Том I

Высокомерный отказ соглашателей только укрепляет большевиков. Как и в 1905 г., преобладание, которое принесла меньшевикам первая волна революции, быстро тает в атмосфере обостряющейся классовой борьбы. Но в отличие от первой революции, рост большевизма совпадает теперь не с упадком массового движения, а с его подъемом. В деревне тот же, по существу, процесс принимает иную форму: от господствующей в крестьянстве партии социалистов-революционеров отделяется левое крыло и пытается идти в ногу с большевиками. Гарнизоны больших городов почти сплошь с рабочими. «Да, большевики работали усердно и неустанно, – свидетельствует Суханов, меньшевик левого крыла. – Они были в массах, у станков, повседневно, постоянно… Масса жила и дышала вместе с большевиками. Она была в руках партии Ленина и Троцкого». В руках партии, но не в руках ее аппарата.

31 августа Петроградский Совет впервые принял политическую резолюцию большевиков. Пытаясь не сдаваться, соглашатели решили произвести новую проверку сил. 9 сентября вопрос был поставлен в Совете ребром. За старый президиум и политику коалиции – 414 голосов, против – 519; воздержалось 67. Меньшевики и эсеры подвели итоги политике соглашения с буржуазией. Созданное ими новое коалиционное правительство Совет встретил резолюцией, внесенной его новым председателем Троцким: «Новое правительство… войдет в историю революции как правительство гражданской войны… Всероссийский съезд Советов создаст истинно революционную власть». Это было прямым объявлением войны соглашателям, отвергнувшим «компромисс».

14 сентября открывается в Петрограде так называемое Демократическое Совещание, созванное ЦИКом якобы в противовес Государственному Совещанию, а на самом деле для санкционирования все той же насквозь прогнившей коалиции. Политика соглашательства превращалась в бред. Несколько дней перед тем Крупская совершает тайную поездку к Ленину в Финляндию. В битком набитом солдатами вагоне все говорят не о коалиции, а о восстании. «Когда я рассказала Ильичу об этих разговорах солдат, лицо его стало задумчивым и потом уже, о чем бы он ни говорил, эта задумчивость не сходила у него с лица. Видно было, что говорит он об одном, а думает о другом – о восстании, о том, как лучше его подготовить».

В день открытия Демократического Совещания – самого пустого из всех лжепарламентов демократии – Ленин пишет в ЦК свои знаменитые письма: «Большевики должны взять власть» и «Марксизм и восстание». На этот раз он требует немедленных действий: поднять полки и заводы, арестовать правительство и Демократическое Совещание, захватить власть. План сегодня еще явно невыполним, но он дает новое направление мысли и деятельности ЦК. Каменев предлагает категорически отвергнуть предложение Ленина как пагубное. Опасаясь, что письма пойдут по партии помимо ЦК, Каменев собирает 6 голосов за уничтожение всех экземпляров, кроме одного, предназначенного для архива. Сталин предлагает «разослать письма в наиболее важные организации и предложить обсудить их». Позднейший комментарий гласит, что предложение Сталина «имело целью организовать воздействие местных партийных комитетов на ЦК и подтолкнуть его к выполнению ленинских директив». Если б дело обстояло так, Сталин выступил бы в защиту предложений Ленина и противопоставил бы резолюции Каменева свою. Но он был далек от этой мысли. На местах комитетчики были, в большинстве, правее ЦК. Разослать им письма Ленина без поддержки ЦК значило высказаться против этих писем. Своим предложением Сталин хотел попросту выиграть время и получить возможность в случае конфликта сослаться на сопротивление комитетов. Колебания парализовали ЦК. Вопрос о письмах Ленина решено перенести на ближайшее заседание. В неистовом нетерпении Ленин ждал ответа. Однако на ближайшее заседание, собравшееся только через пять дней, Сталин совсем не явился, и вопрос о письмах не был даже включен в порядок дня. Чем горячее атмосфера, тем холоднее маневрирует Сталин.

Демократическое совещание постановило конструировать, по соглашению с буржуазией, некоторое подобие представительного учреждения, которому Керенский обещал дать совещательные права. Отношение к этому Совету Республики, или Предпарламенту, сразу превратилось для большевиков в острую тактическую задачу: принять ли в нем участие или перешагнуть через него к восстанию? В качестве намечавшегося докладчика ЦК на партийной конференции Демократического Совещания Троцкий выдвинул идею бойкота. Центральный Комитет, разделившийся по спорному вопросу почти пополам (9 – за бойкот, 8 – против), передал вопрос на разрешение фракции. Для изложения противоположных точек зрения «выделено два доклада: Троцкого и Рыкова». «На самом деле, – настаивал Сталин в 1925 году, – докладчиков было четверо: двое за бойкот Предпарламента (Троцкий и Сталин) и двое за участие (Каменев и Ногин)». Это почти верно: когда фракция решила прекратить прения, она постановила дать высказаться еще по одному представителю с каждой стороны: Сталину – от бойкотистов и Каменеву (а не Ногину) от сторонников участия. Рыков и Каменев собрали 77 голосов; Троцкий и Сталин – 50. Поражение тактике бойкота нанесли провинциалы, которые во многих пунктах страны только недавно отделились от меньшевиков.