Леонид Млечин - Брежнев

Суслов и Егорычев вместе ездили в Париж на похороны генерального секретаря французской компартии Мориса Тореза, скончавшегося 11 июля 1964 года.

Егорычева попросили во время поездки аккуратно прощупать Суслова: как он отнесется к смещению Хрущева? В Париже перед зданием советского посольства был садик. Они вдвоем вышли погулять. И, воспользовавшись случаем — чужих ушей нет, — Николай Григорьевич попытался заговорить с Сусловым:

— Михаил Андреевич, вот Хрущев заявил, что надо разогнать Академию наук. Это что же, мнение президиума ЦК? Но это же безумие! Хрущев это сказал, а все молчат. Значит, можно сделать вывод, что таково общее мнение?

Тут стал накрапывать дождичек.

— Товарищ Егорычев, дождь пошел, давайте вернемся, — предложил Суслов.

Осторожный Суслов не рискнул беседовать на скользкую тему даже один на один.

После окончания октябрьского пленума, на котором Хрущева отправили на пенсию, Суслов, глядя в зал, где сидели члены ЦК, спросил:

— Товарищ Егорычев есть?

Он плохо видел.

Егорычев откликнулся:

— Я здесь!

Суслов довольно кивнул ему:

— Помните нашу беседу в Париже?

Было заметно, что с членами ЦК хорошо поработали — когда на пленуме выступал Суслов, в нужных местах они кричали «правильно!». Еще недавно они так же поддакивали Хрущеву.

Суслов говорил о мании величия Хрущева, его самовольстве, о высокомерном отношении к товарищам, о том, что поездки первого секретаря носили парадный характер:

— При этом каждая поездка всегда сопровождалась огромными отчетами, публикуемыми во всех органах печати и передаваемыми по радио и телевидению. В этих отчетах фиксировался буквально каждый чих и каждый поворот Хрущева. Эти отчеты, наверное, набили всем нашим людям оскомину…

Пройдет совсем немного времени, и Суслов будет следить за тем, чтобы газеты и телевидение как можно пышнее освещали «исторические визиты товарища Леонида Ильича Брежнева».

Суслов перечислил «серьезные ошибки» Хрущева, особенно в сельском хозяйстве, поставил ему в вину постоянные реорганизации и перестройки, «поспешность и несерьезность» в решении международных проблем. Михаил Андреевич зачитывал доклад около двух часов. Закончил по-иезуитски:

— Признавая правильной критику в его адрес, товарищ Хрущев просил разрешить ему не выступать на пленуме.

Никто из членов Центрального комитета не попросил слова. Единодушно освободили Хрущева от его высоких должностей. Кто-то предложил вывести его и из состава ЦК. Но это требовало тайного голосования. А чем оно обернется? Организаторов устроило бы только единодушное голосование, а его могло и не быть. Никита Сергеевич, оставшись до очередного съезда партии членом ЦК, уехал домой.

Постановили также «признать нецелесообразным в дальнейшем объединять в одном лице обязанности первого секретаря ЦК и председателя Совета министров».

Доклад, прочитанный Сусловым, историки считают «мягким». Поскольку существовал еще один, зубодробительный вариант, подготовленный Дмитрием Степановичем Полянским. Ему в последние годы больше всех доставалось от Хрущева, и злости накопилось порядочно. Он рассчитывал произнести главную речь. Но старшие товарищи не дали ему такой возможности. Полянский был молод и амбициозен. Зачем укреплять его позиции?

Окончательный вариант его семидесятистраничного доклада был отпечатан в четырех экземплярах. Один экземпляр Дмитрий Степанович вернул в общий отдел ЦК с просьбой приложить к материалам октябрьского пленума. Остальные три собственноручно разорвал и отдал на уничтожение в 1-й сектор (подготовка материалов к заседаниям президиума) общего отдела ЦК, где бумаги по установленному порядку сожгли.

Брежнев сам определил уровень жизни пенсионера Хрущева. Сохранилась написанная рукой Леонида Ильича не слишком грамотная записка:

«1. Пенсия 5000 (500 р. по новому курсу).

2. Кремлевская столовая.

3. Поликлиника 4-го Гл. упр.

4. Дача — на Перового-Дальней (Истра).

5. Квартиру в городе подобрать.

5. Машину легковую».

Относительно машины сказал помощникам: «…не новую». Никите Сергеевичу выделили небольшую дачу и попросили в город не приезжать.

Хрущев, ссылаясь на большую семью, просил оставить ему дотацию для столовой лечебного питания в сто рублей (как министрам), ему оставили семьдесят — как чиновникам средней руки.

Спустя много лет «Вечерняя Москва» опубликовала интервью с личной поварихой Хрущева. Она хорошо запомнила день, когда его сняли: