Креленко М.: Франсиско Франко: путь к власти

Кастилия заняла господствующее положение в Испанском королевстве. Нормы поведения, взгляды кастильского дворянства стали визитной карточкой испанской официальной культуры, испанского менталитета. «Речь идет о культуре в наипростейшем ее понимании — как о разумной, стройной и продуктивной системе жизненного поведения… Кастильская культура была воинской. Воин живет в поле, но не живет полем ни материально, ни духовно…»

Второй составляющей ментальности испанской элиты было преклонение перед нормами католицизма, который, как любая ортодоксальная христианская вера, культивировал брезгливое отношение к «злотому тельцу», прямо указывая на равную трудность прохождения верблюда сквозь игольное ушко и «богатея» к престолу Всевышнего. Таким образом, в отличие от модернизированного протестантского христианства, католицизм, равно как и православие, прямо и косвенно не рекомендовали стремиться к приумножению богатства посредством предпринимательства.

В результате испанский нобилитет, как польская шляхта либо русское дворянство, не слишком тянулся к предпринимательской, а тем более греховной, ростовщической деятельности, предпочитая отправляться за богатствами в завоевательные походы, попутно водружая знак креста на новых землях. Безусловно, бывали исключения, но они скорее подчеркивают общие тенденции. Благородные жизненные принципы, как то часто случается, принесли плохие плоды. Так, в Испании не сложилось подконтрольной светской части элиты — национальной кредитной системы и, что более важно, собственной дееспособной индустрии.

Ремесло, торговля, кредитное дело, а отчасти и сельское хозяйство (особенно огородничество и садоводство) стали уделом презираемых и преследуемых иноверцев, которых последовательно уничтожали, а уцелевших изгоняли. Поощрялось правительством лишь овцеводство, и такая экономическая политика пагубно отразилась на полеводстве: зерновые исправно вытаптывались благородными мериносами, принадлежащими не менее благородным аристократам-грандам, владевшим многотысячными овечьими отарами. А поскольку потребность в товарах, несмотря ни на что, у элиты и нации в целом сохранилась, то единственным способом их получения оказалось потребление масштабного импорта из-за рубежа, и в первую очередь потребителями оказались представители элиты, закупавшие предметы своего специфического обихода. Значит, золото нового света, обеспечив нобилитет роскошным уровнем жизни, не стало основой пополнения национальных богатств в целом и не повлияло на уровень жизни всей нации.

Когда потенциал экстенсивного обогащения начал истекать, метрополия, в значительной степени профинансировавшая индустриальное развитие ведущих государств Европы, сама сказалась лишенной конкурентоспособной промышленности. Иначе говоря, нация, прокутившая груды американского золота, осталась у разбитого корыта.

Далее началось худшее. Казалось бы, под властью кастильской короны находились столь значительные колониальные владения, что их эффективная эксплуатация позволит быстро выправить положение за счет дешевого сырья и мощных рынков сбыта. Но не тут-то было. Смертельный удар по испанской империи нанес Наполеон. Страна, на несколько лет утратившая суверенитет, охваченная гверильей, не имела никакой возможности реагировать на развернувшееся в колониях национально-освободительное движение. Полвека спустя после несостоявшихся реформ графа Аранды, министра короля-реформатора, заокеанские земли попросту ускользнули из-под державной десницы кастильских монархов. Испания потеряла почти все свои заморские владения, но в обстановке анутри-испанских неурядиц это событие не получило значительного резонанса в обществе.

Таким образом, в противоположность Великобритании и Франции, XIX век стал для Испании временем крушения колониальной империи. К началу второй четверти столетия от некогда огромных владений остались незначительные осколки, которые из-за экономической слабости метрополии, не позволившей стимулировать их внутреннее развитие, оказались не подспорьем, а обузой для метрополии, отягченной обязанностью нести бремя административного и военного контроля над подвластными территориями.

Помимо вышеназванных проблем, уходящих корнями в раннее Новое время, XIX век принес с собой новые. Начавшийся в 30-е годы XIX века промышленный переворот имел в Испании несколько демонстративный характер, напоминая о себе периодическими торжественными открытиями линий железных дорог на которых охотно присутствовала королева Изабелла, большая любительница смешаться с танцующей толпой в праздничном веселье.