Борис Фридман - Мои военные дороги

С рассветом обстановка изменилась. Над нами пролетали немецкие бомбардировщики, и мы слышали далеко впереди грохот разрывов. Возвращаясь, самолеты летели бреющим полетом и поливали землю пулеметным огнем. Мы не попадали под бомбежку, - очевидно, немцы бомбили головную часть потока отступающих войск, может быть с целью затормозить общее движение. Это им удалось: мы стали чаще и подолгу останавливаться. При приближении самолетов, обстреливавших нас с воздуха пулеметным огнем, соскакивали с машин и залегали в стороне от дороги. Помню, как один раз, когда я лежал среди других солдат, приникнув к земле, один из них вдруг протянул мне каску (у ополченцев касок не было) и сказал: "Надень, будет безопасней!" Сам он был в каске, откуда у него взялась вторая - не знаю, может быть, снял с головы убитого товарища. Защиты с воздуха не было, мы за все время не видели ни одного нашего самолета, и это угнетающе действовало на людей.

Тем временем на глазах разваливалась вся организация отступления. Все части перемешались, никто не управлял движением. Карт у нас не было, не было их и у командиров других частей. Говоря о командирах, я имею в виду младших лейтенантов и лейтенантов. Командиров более высокого звания мы вокруг себя не видели. Я, скромный сержант, рассказываю о том, что было доступно моему ограниченному видению. Крупное военное событие доходило до меня в виде мелочей, доступных глазу и слуху. Внимание, мысли были сосредоточены на том, чтобы спастись от пулеметного огня, не растерять наши машины, груженные боеприпасами (это пока удавалось) и вывезти все в безопасное место, не допустить, чтобы оно попало в руки неприятеля. Во время остановок наш командир обегaл поток отступающих частей, надеясь разыскать штаб или батареи нашего полка, но все было безуспешно. Развал усиливался. Некоторые части стали сворачивать с главной дороги на прилегающие - очевидно, в поисках возможности ускорить продвижение. По сторонам вспыхивали пулеметные и автоматные очереди, но что происходило было нам непонятно.

Вскоре стало ясно, что связь с нашим полком потеряна, выяснить, как попасть в поселок, являющийся нашей конечной целью, не удается, и командир решил самостоятельно искать выход из создавшегося положения. Мы тоже свернули на проселочную дорогу, она была свободной, и стали двигаться быстрее. Но вскоре, при переезде через небольшую мелководную речку, под тяжестью груженой двухтонки деревянный мостик рухнул и машина застряла. Пришлось все машины разгружать, и после переправы каждой на другой берег загружать снова. Возможно, эта задержка сыграла для нас роковую роль.

Колонна двинулась дальше по лесной дороге. Попадались брошенные грузовики (очевидно, кончился бензин), обгоняли небольшие группы солдат, видели отдыхающих в одиночку и группами. Остановились и мы, чтобы передохнуть и поесть. Я с несколькими бойцами пошел посмотреть, что вокруг. Мы увидели военного врача и медсестру, которые, подстелив плащ-палатку, сидели, закусывая. На наш вопрос они ответили, что идут куда глаза глядят, надеясь выйти к своим. Пройдя дальше, наткнулись на брошенную телегу с продуктами. Взяли, сколько смогли, хлеба, набили карманы плитками шоколада и повернули обратно. Все взятое очень пригодилось. Наша колонна продолжила движение, дорога сузилась. Грохот разрывов отходил в сторону.

Через некоторое время показалась двигавшаяся навстречу нам по той же дороге батарея 75-миллиметровых пушек на конной тяге. Мы сблизились, остановились. Командир батареи подошел к нам и сказал, что двигаться дальше нельзя, проселочная дорога выходит на шоссе, которое контролируется немцами, и по нему идут крупные силы противника. "Мы вынуждены были повернуть обрат- но", - заключил он. Стали совещаться - что делать? В это время послышался шум самолетов и сквозь листву деревьев мы увидели над собой немецкую эскадрилью, которая разворачивалась в боевой порядок. Это были пикирующие бомбардировщики. Очевидно, мы были замечены немецким разведывательным самолетом, так называемой "рамой", который часто пролетал над нами на протяжении нашего пути. Мы стали разбегаться. Я успел отбежать метров на сто, когда началась бомбардировка. Это был жестокий удар с воздуха, длившийся минут десять. Одна бомба разорвалась недалеко от меня, я ощутил сильный воздушный удар и на несколько секунд потерял сознание. После того, как бомбардировка закончилась, поднялся и пошел к машинам. Я немного ослабел, уши заложило, голова затуманена. Лежали убитые. Я увидел скопище суетящихся, испуганных людей. Взвода боепитания как воинского подразделения не существовало. Опустив головы, обливаясь кровью, стояли раненые лошади. На поврежденных машинах разгорался огонь и уже раздавался треск разрывающихся патронов. Несколько человек из нашего взвода были ранены, но оставались на ногах. Командира взвода не было видно, не знаю почему, может быть, он был ранен или убит, это как-то никого не интересовало. На меня никто не обращал внимания. Одна из наших машин оказалась неповрежденной, на ней можно было ехать, водитель уже включил двигатель, а люди лихорадочно разгружали с нее ящики с боеприпасами. Машина, на которой ехал я, была повреждена, но не горела. Я с трудом залез в кузов, отыскал и надел свою плащ-палатку, захватил мой небольшой запас продуктов и, спрыгнув, поспешил к машине, готовой к отправке. Она уже была заполнена до отказа, люди стояли, прижавшись друг к другу. Я в растерянности соображал, как втиснуться в эту людскую стену, и в это время машина тронулась, набрала скорость и скрылась в том направлении, откуда наша колонна приехала.