— Феликс Яковлевич, — спросила во время короткого перерыва Светлана, — я вижу, вы взволнованы, а что вам не нравится здесь, я никак не могу понять…
— Видите ли, Светлана, — ответил Кон, глядя прямо в темные глаза этой, по-видимому, очень искренней и доброй женщины, — мне очень многое не нравится…
— Что же именно?
— Нынешняя ситуация, например. Царизм свергнут, а империализм продолжает жить. Разве вам это не видится в атмосфере нынешнего съезда? Временное правительство пришло к власти на плечах революции. А теперь это же правительство пытается впрячь пролетариат и революционные войска в кровавую колесницу империалистической войны, гнусно спекулирует на желании солдат-поляков видеть свою родину свободной и независимой.
— Но разве для этого есть иная возможность, кроме победы над германскими и австрийскими армиями? — спросила Светлана не очень уверенно, и Феликс Яковлевич понял, что это не ее собственные мысли, а мысли полковника Пшебышевского.
— Есть. Победа над империалистической буржуазией и реакционной военщиной.
После перерыва слово предоставили Кону. Его, представителя левых польских социалистов, слушали очень внимательно, в напряженной тишине, и Феликсу Яковлевичу ни разу не пришлось усилить голос. Напряженное внимание делегатов он почувствовал сразу же, как только перешел к оценке текущего политического момента в стране. Он говорил о том, что пролетариат должен стремиться довести революцию до конца; что пролетариат не должен обмануться обещаниями Керенских и Церетели; что обещания Временного правительства разрешить польский вопрос в результате военных побед — есть пустая демагогия, рассчитанная на обман солдат-поляков; что создаваемая польская армия нужна буржуазии не для освобождения польского народа, а, наоборот, для удушения революционных завоеваний…
Свою речь Феликс Яковлевич закончил под такую овацию, какой не удостоился ни один оратор:
— Тот, кто говорит, что польская армия единое целое, что она объединяет по-братски попа и холопа, тот говорит контрреволюционные речи. Речи, рассчитанные на то, чтобы обмануть польских солдат, бывших крестьян, чтобы натравить этих трудящихся на рабочий класс России. Нет, товарищи солдаты-поляки, выход из войны надо искать там, где его ищут российские солдаты, а именно на путях революции!
— Поздравляю, — сказал полковник Пшебышевский Кону в перерыве. — Ваша речь — образец политической полемики, но не более. Ваша позиция нереальна, потому что она лишена конкретных установок. Вот мне Временное правительство говорит: прогоните немцев с польских земель, и мы вам отдадим вашу Польшу. Это — конкретно. Я знаю, что мне делать. Я иду воевать. А с чем связываете свободу Польши вы? С какой-то мифической революцией.
— Пролетарская социалистическая революция — это вопрос ближайшего будущего. Победивший пролетариат России немедленно даст свободу и независимость пролетарской Польше.
Полковник сдержанно улыбнулся:
— Легко отдавать то, чего не имеешь. Ваш декрет будет стоить не больше, чем обыкновенный лист бумаги.
— Победа пролетарской революции в России вызовет цепную реакцию революций в Европе. И в первую очередь революционные события захлестнут страны, наиболее пострадавшие от войны — Германию и Австро-Венгрию.
— Вот видите господин Кон, в чем мы расходимся… Вы верите в силу революционных декретов, а я — в силу российского оружия.
— Неправда, полковник. Я тоже верю в силу российского оружия. Но главное оружие революционного народа России — не пушки и не штыки, а его вера в революцию.
«Я, генерал Корнилов, верховный главнокомандующий, заявляю, что беру власть в свои руки, чтобы спасти Россию от гибели. Временное правительство идет за большевистским Советом рабочих и солдатских депутатов.
Временное правительство — шайка германских наймитов. Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, люблю свою родину и доведу русский народ до Учредительного собрания. Не я послал Львова к Керенскому, а, наоборот, Керенский первый послал Львова ко мне и провокационно вынудил меня на наступление. Приказываю не исполнять распоряжения Временного правительства».
28 августа Феликс Яковлевич добрался до станции Дно, где выгружался из вагонов первый батальон польского легиона. Разыскивая солдатский комитет полка, который, как он узнал, прибыл с головным эшелоном, Кон наткнулся на патруль и был арестован. Молоденький офицер, начальник патруля, страшно волновался при аресте агитатора, но, чтобы скрыть волнение, проговорил небрежно своему помощнику, пожилому унтер-офицеру.
Читать дальше