А Киселев - Полководцы и военачальники Великой Отечественной-2

В училище на основное отделение поступали юноши со всех концов России: окончившие классические гимназии, реальные училища, духовные семинарии, Гатчинский сиротский институт и т. д. Не было только окончивших кадетские корпуса. В 1902 году была сделана попытка направить и их в наше училище, так как в Павловском и Александровском училищах не хватало вакансий для окончивших кадетские корпуса. Однако по общеобразовательной подготовке бывшие кадеты оказались слабее нас, и учиться им было трудно, да и по строевой линии они оказались в хвосте. Через полгода их перевели от нас сверхштатными в Павловское и Александровское училища, в свою среду, что устраивало их, да, по правде сказать, не обижало и нас».

Социальное расслоение, наблюдавшееся в общественной жизни России, неизбежно проникало, таким образом, и в армию, пока еще продолжавшую оставаться оплотом царизма. Но эти глубинные процессы подготавливали будущий взрыв. Внешне же все протекало благополучно, в строгом соответствии с порядками и традициями, которые господствующие классы в своих интересах вырабатывали на протяжении веков в русской армии.

Алексеевское училище в ту пору, когда учился в нем Шапошников, считалось одним из лучших. Оно давало своим питомцам не только специальную подготовку для командира взвода, но и способствовало их чисто военному и общему развитию. Программой, рассчитанной на два года, предусматривалось изучение тактики различных родов войск применительно к существовавшей тогда организации: общая тактика (на старшем курсе) с кратким понятием о стратегии; уставы; законоведение; военная администрация; военная историй, главным образом русская, от Петра I до русско-турецкой войны 1877 — 1878 годов, механика, физика и химия; русская словесность; иностранные языки — французский и немецкий. По артиллерии и инженерному делу имелись хорошие кабинеты. Оценка успеваемости производилась по 12-балльной системе.

Вся жизнь в училище подчинялась строгому распорядку дня: подъем в 6.30 утра, в 7.30 построение на утренний осмотр, затем утренний час, с 8.30 до 14.00 занятия в учебных классах с большой переменой в 11 часов, во время которой давался горячий завтрак (обычно котлета с черным хлебом, кружка чаю и два куска сахару). С 14 до 16 часов проводились строевые занятия. С 16 до 17 часов обед (из двух блюд; по праздничным дням и один раз среди недели давалось сладкое), после чего разрешался полуторачасовой отдых. С 18.30 до 20.00 — самостоятельная подготовка в классе уроков на следующий день. В 20 часов был вечерний чай (кружка чаю с белым хлебом), затем вечерняя перекличка и молитва. С 21.00 до 22.30 юнкера находились в своих помещениях или в читальне. В это время разрешалось заниматься и в классе. В 22.45 — отбой.

Все юнкера были на полном содержании военного ведомства, но никакого жалованья не получали. При переходе из младшего класса в старший держали экзамены, а затем выпускные экзамены при окончании старшего класса.

Борис Шапошников воспринимал как необходимость этот жесткий распорядок дня, строгую дисциплину, насыщенность каждого дня занятиями. Учился он легко и к концу первого года имел переводной балл 11,6, занимая первое место по списку юнкеров младшего класса. Выделялся он и в занятиях по строевой подготовке.

Вспоминая о своей учебе в Алексеевском училище, Борис Михайлович по-разному отзывался о преподавателях и воспитателях, которые работали там в ту пору. Были среди них и опытные педагоги, и, как он говорил, нудные. Среди всех выделял он непосредственного начальника и воспитателя полуротного своего командира штабс-капитана лейб-гвардии Кексгольмского полка Бауэра (полуротные командиры числились прикомандированными к училищу и оставались в списках своих полков).

Несколько страничек посвятил этому человеку Шапошников в своих записках. Из них становится ясно не только, как он характеризовал своего наставника, но и какие именно черты особенно ценил в нем.

— Штабс-капитан Бауэр, — вспоминал Борис Михайлович, — был хорошим строевиком и отличным воспитателем. На юнкеров он смотрел как на будущих офицеров, поэтому старался привить нам качества начальника. Прежде всего он требовал от нас правды. Будущий офицер не имел права лгать или изворачиваться. Каждый юнкер, совершивший какой-либо проступок, прежде всего сам обязан был доложить своему непосредственному начальнику — отделенному портупей-юнкеру, — а тот уже докладывал по команде. Обычно в таких случаях Бауэр даже не накладывал дисциплинарного взыскания. Но если сам Бауэр или начальство выше его узнавали о происшествии тогда с его стороны пощады виновному уже не было...