Бред Моррелл Б. Nirvana и саунд Сиэтла: - Нирвана и саунд Сиэтла

Восторгаясь музыкальным движением «фокскор», Кобейн, в отличие от многих своих кумиров, никогда не манерничал. Поддерживая стремление своей жены делать собственную музыку, он просто симпатизировал «восставшим девшшшкам», как бы извинялся за свою принадлежность к мужскому полу. Вероятно, просто так совпало, что за «немужественным» вознесением «Hирваны» к вершинам мужского рока последовал рост все более вызывающего «антимужиковского» женского рок-движения, и я предпочитаю считать это параллельным процессом.

Хотя «Hирвана» и была только рок-группой, но она достигла уровня, когда могла реально влиять на сознание целого поколения. Рок-фаны определенного возраста — приблизительно лет до восемнадцати и, как мне кажется, старше (если они ничему не научились в этой жизни) — превратили симпатии к своим героям в слепое бездумное обожание. В подобном состоянии эти люди похожи на пустые сосуды: их можно наполнить любыми мыслями, звуками, убеждениями, культурной ориентацией. Именно такая «чудотворная» сила способна склонить фанов к порокам и излишествам — этим опасен, например, Аксел Роуз. В отличие от Аксела Курт Кобейн обдумывал свои слова, и его мысли, чуть либеральные, даже прогрессивные, «опасно-левые» для Америки, затравленной провинциальными предубеждениями Джорджа Буша, находились в полном соответствии с духом времени, с долгожданным возрождением страны, вызванным приходом в Белый дом Билла Клинтона. Президент Билл хочет воссоздать «The Beatles», и на его тусовочной инаугурации все буквально тащатся от «Fleetwood Mac» и Боба Дилана; однако его понимание нирваны не совсем совпадает с кобейновским. Hо дочь президента Челси Клинтон и ее окружение — другое дело. Возможно, именно поэтому политически грамотные рэпперы «Arrested Development» в 1992 году стали популярнее всех своих женоненавистных соперников.

«Я желаю музыке Сиэтла большей политической зрелости, — заявил местный журналист Чарлз Кросс в момент, когда «Nevermind» взбирался на вершину альбомного хит-парада. У «Hирваны» есть массовый слушатель, неплохо бы им заиметь и свою идеологию». Видимо, Кобейн все-таки обращал внимание на подобные мнения. В своих интервью он вдруг начал рассуждать о мужчинах, стремящихся реализовать скрытую женственность, о необходимости поставить под сомнение ценности Америки, доведенной республиканцами почти до экономического кризиса, о правах геев, женщин, артистов, киношников и музыкантов. И чем больше он рассуждал на подобные темы, тем больше его идеи завладевали умами фанов. Кобейн был слишком большим «пофигистом», чтобы стать вторым Боно-молодежным пророком, купающимся в собственной значительности. И вообще, сиэтлская тусовка имеет собственных кандидатов в бессмертненькие, вроде Эдди Уэддера из «Pearl Jam». Однако хотел Кобейн этого или нет, он увлекал за собой людей, поэтому его мучительная борьба с самим собой, со свалившимися на него огромными перегрузками и бременем славы приковала к себе всеобщее внимание. Hаверное, еще рано выдвигать версии о коварном заговоре, однако каждый месяц, который Курт и Кортни провели взаперти в своей квартире или на сельской ферме, отгораживаясь от внешнего мира или от очередных обвинений в патологических пороках и растлении малолетних, становился маленькой победой Аксела Роуза.

Похоже, что Кобейну было не до осознания собственного общественного значения: ему сильно досталось от прессы. Более того, поняв, что он может влиять на людей, Кобейн утратил бы свою естественность. Курт отличался от несостоявшихся рок-реформаторов прошлого — скажем, Джона Леннона или Боба Гелдофа — тем, что он обращался к части общества, не затронутой еще так называемым политически прогрессивным роком, — великому множеству американских фанов из рабочего класса, для которых рок-музыка стала своего рода спасением от изматывающего однообразия повседневной жизни. Кобейн сам вырвался из глухомани; и «Hирвана» точно выражала сокровенные мысли своих фанов.

Вот мы и вернулись к панку и «металлу» образца девяностых годов. К сведению журналистов, увлекающихся самобытной музыкой Сиэтла: «Mudhoney» и «Pearl Jam» объединяет в основном их географическая принадлежность. Это не намек на ошибочность ваших точек зрения, а просто констатация факта. Можно любить обе группы и не иметь пристрастий к определенному жанру, но ни один человек моложе пятидесяти их не спутает.

Так или иначе «Mudhoney» и «Pearl Jam» или другая контрастирующая пара — «Soundgarden» и «Nirvana» — вышли из музыкальной среды, довольно расплывчато названной «альтернативной» музыкой штата Вашингтон. Эта музыка, подобно самому штату, сконцентрирована в Сиэтле. Сиэтл — крупнейший город штата, в нем находятся самые влиятельные радиостанции, журналы и фирмы грамзаписи на Северо-Западе Тихоокеанского побережья; именно здесь возникла небольшая независимая фирма «Саб Поп», которая выпустила горы «шумных» дисков, изменивших ход истории рока. Сиэтлские группы предпочитают подчеркивать свое различие, а не сходство, однако для окружающего мира начало девяностых — это господство «саунда» Сиэтла. Журналисты правы в одном: несмотря на все многообразие рока Сиэтла, его объединяет общее, отличное от прочих, самобытное происхождение.