Когда инцидент с Кадовым приобрел криминальный оттенок, Борман настолько разъярился (ведь дело касалось денежных вопросов, которые находились в его ведении и в которых он не терпел нарушений и беспорядка), что попросил кассира организации партии свободы в Пархиме немедленно сообщить, когда Кадов появится в этих местах в следующий раз, чтобы получить с него долги. Названная причина служила лишь поводом, ибо сумма была ничтожно мала и уменьшалась с каждым днем вследствие инфляции. Как утверждал Борман впоследствии, у него сразу зародились серьезные подозрения, [24] что Кадов шпион и предатель. Впрочем, тем самым он лишь добавил последний штрих к умелой маскировке, призванной скрыть тонко рассчитанную фальсификацию.
Дело в том, что в разгар отчаянной политической борьбы крайне радикальные группировки националистов не гнушались убийствами. Бывая в штабе россбаховцев, Борман слышал о методах расправы с противниками и предателями и видел, каким почетом окружены те, кто осуществлял подобные акции. Объявив Кадова предателем и организовав убийство, он мог не только отомстить{5} за обман, но и повысить свой авторитет в движении. Следовало рассчитать все так, чтобы обвинение не вызвало сомнений и расправа была осуществлена чужими руками (Мартин предпочитал не заниматься «грязной работой» и оставаться «чистым» перед законом), а в движении стало бы известно о проявленном им умении разоблачать врагов и организовывать сложные операции.
* * *
Послевоенная неразбериха обострила противостояние политических сил в Германии. В городах то и дело завязывались жестокие стычки; порой вспышки уличных боев охватывали целые области.
Борман слышал, что предатели обычно представали перед импровизированным судом в стиле так называемого «Feme»{6} (эта процедура была усовершенствована во времена преобразования фрейкорпов в «черный рейхсвер» и негласно практиковалась в регулярной [25] армии). Обуреваемый желанием отомстить за покушение на деньги, которые были для него святая святых, он вознамерился сфабриковать такой же процесс и против Кадова.
«Вот как это начиналось, — писал один из участников расправы над Кадовом двадцать лет спустя, незадолго до того, как его самого казнили поляки. — Суд «Feme» — это самосуд в духе традиций древних германцев. Каждого предателя ждала смерть. Многих предателей казнили именно таким образом». Автор этих строк — Рудольф Ганс Гесс, некогда учившийся на католического священника, а к моменту описываемых событий ставший сельским рабочим в имении Ногухоф близ Пархима и вступивший в россбаховский фрейкорп.
Борман раскинул в Пархиме западню, и Кадов угодил в нее. 31 марта 1923 года он явился к функционеру партии свободы Тео фон Хаарцу, затем зашел к кассиру Масолле и попросил выдать деньги на поездку в Рур для борьбы против французской оккупационной армии. Наличных ему выдали немного, но в достаточной мере напоили шнапсом. Его уже качало, когда он покинул кабинет Масолле и, перейдя через улицу, зашел в гостиницу «Луизенхоф», в которой традиционно собирались местные землевладельцы и россбаховцы. Масолле направил к россбаховцам курьера с соответствующим известием. Он также попытался уведомить Бормана по телефону, но не смог дозвониться и поехал к нему на мотоцикле, который сломался по дороге. Тогда кассир взял напрокат велосипед, оставив в залог неисправный мотоцикл; он крутил педали оставшиеся пятнадцать километров и к вечеру добрался до Герцберга.
Обратный путь оказался гораздо проще и быстрее. Борман распорядился заложить охотничий конный экипаж и вызвал командира роты Георга Пфайфера и еще двух россбаховцев. К тому времени, когда экипаж [26] прибыл в город, бар был полон, а большинство посетителей уже изрядно «приняли на грудь». Масолле и приехавшие с ним боевики объявили выпивку за свой счет. Тем временем в бар потихоньку вошел толстяк в надвинутой на глаза шляпе и прошел в дальний угол, ненадолго задержавшись возле Кадова, который лежал на диване в пьяном беспамятстве. Сев спиной к принявшимся за угощение посетителям, он незаметно кивнул Пфайферу. Кадов даже не почувствовал, как россбаховцы, стараясь не привлекать внимания разгулявшейся публики, рылись в его карманах. Недолгий обыск позволил обнаружить членский билет молодежной коммунистической группы, русские рубли и подозрительные записи. Один из россбаховцев подошел к толстяку и тихо отчитался. У того в глазах вспыхнула искра жестокой радости — повод есть! Не допускавшим возражений тоном он негромко отдал распоряжения. Затем его рука скользнула в карман плаща и извлекла оттуда небольшой увесистый предмет, который перекочевал в карман россбаховца, немедленно покинувшего своего собеседника. Так и не заказав спиртного, не привлекая к себе внимания, толстяк вышел и свернул за угол, исчезнув в темноте безлюдной улицы.
Читать дальше