Явление дежурного по вокзалу. Он в пятнистом защитном. Навстречу дежурному возникает рыжий, в таком же пятнистом и защитном и с группой крови на рукаве. Рядом с рыжим маячит Эрандил, тоже в защитном. Беседа между этими тремя, краткая и деловая. Дежурный уходит.
Явление уборщицы, маленькой, всклокоченной. Дальнейшее удачнее всего описано в романе "Трудно быть богом": "Мэррзавец! Я заставлю тебя вылизать эту грязь языком!"
Благородные рыцари и прекрасные дамы, равно как и видные писатели надлежащим образом приструнены. Уборщица яростно возит шваброй по рюкзакам и вокруг, отрубая щупальца нашей титанической лужи и уподобляясь тем самым святому Георгию, одолевшему змия.
Восемнадцать людей и нелюдей грузятся на Пикалевский поезд, двое остаются ждать следующего поезда, ибо не свезти одному поезду столь великого числа знатных рыцарей и прекрасных дам и не хватило всем билетов, не говоря уж о том, что одна из касс в панике сломалась, лишь стоило ей завидеть эльфийскую морду, сунувшуюся в окошечко со словами "четыре билета до Тихвина".
Какая банальность - тусовка в поезде. По общей просьбе пассажиров Торин прекратил спiвать валлийские пiсни и, смертельно обиженный, усладил наш слух громогласным чтением романа "Меч и Радуга" и краткой лекцией на тему "Валлийские влияния на творчество Хаецкой". То обстоятельство, что в моем творчестве нет никаких валлийских влияний, только подогрело Торина: неинтересно ему искать то, что есть, и куда достойнее внимания поиск того, чего нет и в помине... Наконец, он погрузился в высокоученую беседу с Эрандилом (потом оба разразились теорией впукло-выпуклости пространства) и затих.
Было душно и ехали мы долго, так что в конце концов возникло предложение основать город Тихвин в каком-нибудь другом месте, поближе к СПб.
Солнце уже садилось, бесконечная северная ночь тянулась, как жевательная резинка, над лесами, болотами и поселками городского типа. Рыжий подобрал себе дружину сплошь из добровольцев, чтобы ждать на вокзале Эондила с Нобом (которые должны приехать более поздним поездом). Затем построил нас всех и, пройдясь неспешным шагом перед строем, сказал зажигательную речь, в которой вкратце описал все те великие и славные подвиги, которыми нам надлежит потрясти город Тихвин: "Мнэ-э... Сейчас вы пойдете за Вероникой в общежитие... мнэ-э... а мы тут Эондила с Нобушкой подождем. Мнэ-э... Ну а завтра... мнэ-э... Вероника вам расскажет по дороге. Ну и... мнэ-э... В общем, мнэ, так вот. Потом еще, мнэ... Ну, это завтра. Мнэ. В общем, Вероника покажет. А мы тут останемся. И... Аннатар, ты останешься? И еще Торин. Мнэ. А вы идите в общежитие. Мнэ-э... С Богом!"
В таком роде он говорил еще довольно долго, но все имеющее начало имеет и конец, и потому случилось так, что мы отправились за Вероникой в общежитие.
ДОБАВЛЕНИЕ ВАЛАРА: КАК МЫ ШЛИ В ОБЩЕЖИТИЕ. Покуда ждали добровольцы Эондила с Нобушкой (что заняло довольно долгое время), крутили они раздолбанный аннатаров магнитофон, который изрыгал из себя валлийскую музыку во множестве. И слушал их некий господин Абдуллаев, сильно пьяный, и был растроган этой музыкой, ибо ее заунывные песнопения живо напомнили ему напевы далекой родины. И танцевал он с людьми и нелюдями, встав в круг, и, умилившись, пригласил их к себе домой на три дня и сулил множество денег, три комнаты, много кускуса с барашками, плова и рахат-лукума, если подарят они ему эту дивную кассету с валлийскими песнями. И дал великую клятву господин Абдуллаев, что придет на праздник, дабы снова узреть столь изысканное общество. Но тверды были люди и нелюди и за кассету свою горой стояли. И сберегли достояние наше и под громкое пение в час ночи с торжеством прошествовали по улицам города Тихвина и достигли общежития. Вот так оно и случилось.
Естественное наше любопытство по части программы заставляло задавать все новые и новые вопросы Веронике. Особенно интересовало нас, какие великие менестрели прибыли на состязание и что за славные песни предстоит нам услышать. И вообще, какая программа намечается?
Вероника успокаивающе сказала, что все в порядке. "Завтра ваши рыцари - ха-ха - пойдут на тренировку, а все остальные - осматривать город и монастырь", высказалась она наконец.
В общежитии, кроме нас, жили на других этажах несколько цивилов. Нам выдали белье, подушки и одеяла, мы перебазировались со всем этим богатством на пятый этаж, причем многие вынули спальники и, презирая удобства и растленную роскошь, улеглись на полу.
Читать дальше