Михаил Девятаев - Полет к солнцу

Нам нужно прорваться на старт. Только оттуда можно начинать разбег — против ветра, на открытую половину аэродромного поля.

Я приказал всем спрятаться в фюзеляже. Плотнее усаживаюсь на сиденье. Еще пробую моторы. Они откликаются знакомым голосом мощи, согласия и готовности ринуться в высоту. Осмотрел машину с левого до правого крыла. Так учили меня в школе, плавно подаю рычаги газа, машина тихо двинулась вперед. Придержал тормозами — останавливается. Все в порядке. Теперь — полный газ.

Вперед!

«Хейнкель» покатился по бетонированной дорожке.

Чужая машина, чужое небо, чужая земля — не предайте нас, людей, выстрадавших голод и боли, стремящихся осуществить право спастись от смерти. Послужите нам, и мы не раз на своем веку вспомним вас добрым словом. У нас впереди вся жизнь, мы сегодня рождаемся вторично.

Я произношу такие, а может, подобные слова. Я молю моторы, каждый тросик и винтик нашего самолета, стократ проклятую нами вражью землю, в конце концов — просто частицу планеты, по которой нам нужно немножко пробежать, чтобы оторваться от нее и взмыть в небо.

Самолет пробежал несколько десятков метров и оказался среди летного поля. Отсюда видно во все стороны, но видно и нас. Мы долго были ничем, толпой, ежедневно смотрели только себе под ноги, только бы не споткнуться и не упасть навсегда. Самолет поднял нас, у каждого на душе стало просторно, светло. Но в кабине я как на экране. Моя нижняя сорочка сразу бросается в глаза, а рулить нужно по дорожке, по которой пробегают «мессершмитты», возвращающиеся с боевого вылета. Свернуть же с бетонки невозможно, там увязнешь. Мне остается только пригнуться на сиденье, так втянуть голову в плечи, словно спрятать себя в самом себе.

Летчики, проносясь на машинах мимо, выглядывают из своих кабин, замечают что-то необычное, но, вероятно, не успевают хорошенько разглядеть меня. При встречах с самолетами я разгоняю машину, чтобы скорее проскочить мимо.

Над аэродромом появляется группа «юнкерсов» — они пришли с фронта и по одному будут приземляться на ту бетонированную полосу, по которой мой самолет должен разбежаться.

Женщина в темном комбинезоне стоит на старте и, поднимая флажок, принимает «юнкерсов». Она пока не обращает на меня внимания, ей некогда. А я не буду приближаться к ней: возле нее телефон — прямая связь с дежурным по аэродрому.

Чтобы выиграть время, я гоню свой самолет в направлении к ангарам и возвращаюсь к старту, когда сел последний «юнкерс». Не ожидая разрешения на взлет, срезаю угол поворота, выскакиваю на бетонку и — моторы на полную мощность!

Винты загребли воздух.

Земля побежала, поплыла, полетела под нами. Мыслями, чувствами мы устремились в небо. Мое внимание — на моторах: они должны работать синхронно, на двух я никогда не взлетал, а взгляд — на маленьком холмике в конце аэродрома. Ориентир!

Крылья уже набрали достаточную силу. Пора отрывать самолет от земли. Для этого необходимо поставить машину в такое положение, чтобы она опиралась не на три точки, а на две. Подаю ручку управления вперед. «Хвост» не поднимается. Нажимаю на ручку сильнее, налегаю на нее всем телом — «хейнкель» продолжает бешено нестись по бетону на трех колесах не отрываясь.

Какие-то неведомые силы отдают штурвал назад. Они сильнее моих рук.

Неужели малая скорость?

Нет, она вполне достаточна.

Я еще нажимаю на штурвал, самолет клонится то влево, то на правое крыло, как подстреленная птица. Я опускаю штурвал. Так мне не взлететь...

Самолет мчится к морю.

Что же я недосмотрел?

Я еще разгадывал причины. У меня было несколько секунд на то, чтобы исправить ошибку и продолжать взлет. Я владел собой. А машиной? Что с ней?

Что же?! Что?!

Возможно, не сняты струбцины с хвостового оперения, и оно не реагирует на мои движения. Нужно прекращать взлет...

Огромный простор моря наплывает на меня.

Резко убираю газ, моторы смолкают. Скорость не уменьшается, ибо аэродром имеет пологий склон к берегу.

Забыто все: товарищи, побег, окружение. Остались только я и машина. Мы вдвоем. Самолет несет меня в море. Я дал ему разбег, он послушно подчинился мне, но не хочет отрываться от земли, а я не могу... Теперь я должен спасаться от него.

Предел обычного торможения и сбавления хода уже пройден. Я миновал его и вступил в полосу смерти. Страх охватил меня. Но я еще держал штурвал в руках, мои ноги стояли на рычагах тормозов. Я буду спасаться до последней секунды.