Соколов стал передо мной — грудь в грудь.
— Миша! — в его черных глазах решимость и надежда, приказ и мольба.
— Разобьемся. Погибнем.
Я отошел в сторону. Не могу смотреть на товарищей — они ждут. Слова ждут от меня. Дохнуло теплом прогретых моторов, и я до боли сжал ручку лопаты. «Будь что будет!» — это вспышка. Она пронзила меня огнем, и я испугался ее. Так было, когда услышал слова Кости-морячка. Тогда не совладал с собой, не сдержался. «Погибнем! Погибнем!» — кричу сам себе. Проклянут меня. Лететь в непогоду — это я оставлю для себя одного, на последний, десятый день. Умру только с самолетом. Вскочу в кабину и помчусь по аэродрому. Если не взлечу — врежусь в другие самолеты. Разобьюсь, а не дамся в руки бандитам и эсэсовцам.
Потом пришли механики. Грузовик привез бомбы, и они принялись подвешивать их. «Взлететь бы с бомбами! — шепчет Кривоногов. — Сбросить на аэродром и — за тучи!»
— Вег! Вег! — растолкали нас немцы, потому что мы остолбенели перед большими бомбами и люками.
Охранник приказал перейти к другому капониру.
Я попросился отлучиться, охранник разрешил, и я оказался на свалке. Куча лома под снегом напоминала огромную машину, как будто упавшую на нашу землю с другой планеты. Разбрасывая пушистые шапки, я пробрался в знакомую кабину. Еще раз ощупал все рычаги и штурвальчики, экзаменуя себя. Да, я помнил все.
* * *
Когда вернулся, товарищи окружили меня:
— Ну, что нового?
Я ничего не ответил, а по дороге к бараку сказал Соколову:
— Проверил себя: готов. Только прояснится небо...
— Даже завтра?
— Даже завтра.
— Приходи к Ивану. Я переговорил с его блоковым. Он спрячет до ночи.
— Нам еще нужно поговорить.
— Я буду.
Снег слепил глаза, застилал белой кисеей даль, и то ли от этого, то ли от слов, только что услышанных, казалось: идем по узенькой косе, а с обеих сторон бушует море. Оступишься — проглотит бездна.
Володя знал людей не только наших, но и немцев. Он умел входить в контакт. На слово не полагался, этого слишком мало для взаимного доверия, только дело, поступки человека раскрывали его душу, слово и дело выступали в единстве. Он это хорошо понимал и проверял каждого исполнением поручения.
Собрались мы в комнате блокового, такого же по должности, как наш Вилли Черный. Разница между ними состояла лишь в том, что Вилли убивал заключенных, а «Камрад» дружил с русским Владимиром Соколовым. Он-то и уступил нам свою комнату, а сам куда-то ушел. Мы расселись на стульях и кровати, ходили по коврикам, постланным здесь только для немецких сапог. Мы тихо обсуждали вопрос о том, кому и как обезвредить солдата-эсэсовца.
— Придется тебе, Иван, — сказал я Кривоногову.
— Мне уже приходилось.
— Одним ударом, иначе беда.
— Ясно. И тут же снять одежду, — отвечает Иван.
— Переоденете Кутергина. Он высокий, шинель как раз по нему, — продолжаю объяснять задачу.
— А вы наблюдателями будете? — Кривоногов обращает этот вопрос ко мне и Володе, мы сидим рядом.
— Мы, Иван, сразу же идем к самолету. Каждая минута дорога, — твердо говорю я.
— Это верно, — соглашается Кривоногов и тяжело вздыхает.
В комнату блокового входят Сердюков, Емец, Зарудный, Лупов, Адамов. Стало тесно, как в прачечной. Оказывается, все уже знают о моих десяти днях жизни, о нашем плане, и все понимают, что, если завтра-послезавтра мы не улетим, будем раздавлены. Вслед за мной наступит очередь Кривоногова, Емеца, Адамова. Всех, кого видели в нашем кружке, ожидает такая же участь. Проникнуть в нашу среду и узнать о наших тайнах эсэсовцы не смогли. Они будут уничтожать нас поодиночке. Так заведено здесь.
— Маршрут будем держать на Москву! — слышу я эти слова не впервые, но сейчас они звучат как приказ.
Мне ясно, что долететь до Москвы мы не сможем, не хватит горючего в баках, но возражать такой мечте сейчас неуместно.
— Да, на Москву! — твердо говорю я.
— Только на Москву! — повторил кто-то сдавленным голосом, и я вижу у всех засветились глаза торжественным огнем жизни.
Пора покидать комнату блокового. Мы перебежали поодиночке в прачечную. Владимир не ожидал нас и потому всполошился, стал что-то накрывать в ящике для мусора. Соколов успокоил его.
Владимир сообщает нам, что советские войска форсировали в нескольких местах Вислу и продвигаются по территории Польши к границам Германии. Висла! Фронт уже не так далеко. Значит, если мы в силах что-то сделать для своего освобождения, то должны делать немедленно.
Читать дальше