— Михаил Девятаев, — впервые назвал я свою фамилию.
— Владимир Соколов, — представился курносый.
— Лейтенант Владимир Немченко, который никогда не был лейтенантом, — козырнул, приложив руку к своему полосатому измятому митцену, одноглазый.
— Сколько же здесь Владимиров? — удивился я.
— Зови его длинным, — посоветовал кто-то из ребят, которые подошли сюда и окружили нас.
— Длинным? А как же тогда называть Петра Кутергина?
— Его можно и Петром Великим!
— Заслуживает?
— Он заслужит, — серьезно сказал Соколов.
Моя душа была переполнена радостью. В неволе я еще никогда ее так не чувствовал. Радость настоящего содружества, созданного в опасности продолжительным поиском.
Да, в этот вечер была создана наша группа, которая спустя два месяца осуществила побег. Здесь не было сказано, что неизвестный летчик — я, об этом узнают потом, ведь сама тайна с пилотом некоторое время сплачивала людей нашего экипажа. Товарищи сразу поверили, что я знаю его, что в решительный момент посажу его за штурвал и он поднимет самолет в воздух. А я, глядя в глаза людям, поверил, что они не отступят, не предадут, пойдут за мной на любой риск.
Мы разговаривали до самого «отбоя», ни словом не обмолвившись о том, с чего началось знакомство. Мы рассказывали о себе, словно сравнивали наши жизни и убеждали друг друга в том, что мы достойны нашего содружества. Владимир Соколов рос без отца и матери, в детском доме, затем работал в совхозе села Куркино, возле Новгорода. Я рассказал ему о себе: тоже приходилось и голодать, и ходить босиком. Наше детство было одинаково тяжелым, безхлебным, и между нами крепло доверие, мы узнали друг друга и не подведем; до конца пойдем избранным путем.
— Ты по-ихнему хорошо говоришь? — спросил я Володю Соколова.
— Беда научила, — ответил он. — В школе увлекался языками. Потом бауэры ежедневно давали уроки. Немцы уже считают своим.
— Нам такое доверие пригодится.
— В каком смысле?
— Летчика надо в команду взять, к самолетам как-то провести. Пусть увидит кабину, — твердо предложил я.
— Это обеспечим, — утвердительно проговорил Немченко. Он дважды пытался бежать от хозяина, эксплуатировавшего невольников. Когда после первого побега его поймали и привезли к хозяину, заплатившему даже деньги за своего раба, хозяин ткнул пальцами в глаза и один глаз выколол.
«Жаль, что один. Я хотел оба. Больше не бегал бы», — сожалел бауэр.
Через некоторое время Немченко рассчитался с хозяином и исчез в лесах с группой наших людей. Это был небольшой отряд мести фашистским извергам. Кто-то из бойцов назвал тогда Немченко лейтенантом, и прозвище осталось за ним, потому что весь его отряд попал в концлагерь.
— Хотели бежать на Родину, но просчитались, — глубоко вздохнул Немченко, вспоминая свою роковую неудачу.
Немченко тоже в совершенстве владел немецким языком, и ему тоже, как и Соколову, иногда поручали водить бригаду для работы на аэродроме.
Я присматривался к товарищам, расспрашивал их, еще не раскрывая до конца своих соображений.
* * *
В лагере произошли изменения: почти всех молодых эсэсовцев забрали с острова на фронт. В роли вахманов мы увидели сутуловатых, пожилых людей. Старички к нам начали относиться мягче, осмотрительней, хотя в бараках продолжалась та же зверская жестокость.
Наш блоковый по прозвищу Вилли Черный превосходил многих своих коллег в изощрениях над заключенными. Именно в эти дни нам выдали новые покрывала в клеточку — синее с белым, и это послужило для Вилли Черного поводом к убийству нескольких заключенных. В барак притащили две доски, поставили их с двух сторон нар, по ним мы должны были выравнивать постели. Если оставались на ней бугорки, Вилли Черный хохотал от удовольствия, а «виновного» выводил во двор и обливал холодной водой.
Каждый вечер, когда блоковый начинал развлекаться, мы убегали из бараков к месту встреч. Жестокости делали пленных более решительными. Дрожа от холода на морском ветру, мы приняли не одно решение: свести участников заговора в одну команду, наладить хорошие отношения с вахманом.
Из лагеря забрали и собак — их согнали в одно место, и мы видели, как за проволочной оградой специалисты тренировали овчарок бросаться под танк. Без собак стало легче и будто просторнее... Пора было действовать.
Сколачивание бригады для побега требовало от каждого участника отваги и личной жертвы. Но стоит ли рисковать именно теперь?
Читать дальше