Ханс-Отто Майснер - Дело Зорге

Равенсбург был уже на грани отчаяния.

— Но ведь она меня любит… Поэтому не может своим Молчанием заставлять меня так сильно страдать.

Генерал нагнулся за новой веткой и бросил ее в Догоравший костер.

— Все, что вы говорите, Равенсбург-сан, вряд ли.

259

может занимать мысли женщины, оказавшейся в положс нии Кийоми… Как я уже говорил вам и даже подчеркивал, после той ночи баронесса Номура совершенно преобрази лась. Теперь она, кажется, сама считает, что стала уже не той Кийоми, какой вы ее знали. Ее решение пойти на жертву и тем самым обезвредить Зорге, безусловно, было продиктовано желанием избавить вас от больших неприятностей. Возможно, в известной степени ею руководили и чувства патриотического долга… Но никто из нас еще не знает, какое влияние оказал на нее этот человек, я бы даже сказал, сверхчеловек.

Равенсбург начал понимать то, о чем японец не хотел говорить.

— Вы думаете… вы допускаете возможность, что… Не в силах больше говорить Равенсбург умолк. Одзаки понял, что теперь пора сказать правду.

— Доктора Зорге мы увезли в наручниках и теперь его повесим. Свою игру он проиграл, но для Кийоми остался не побежденным до конца…

Медленно поднявшись, Равенсбург после минутной паузы тихо спросил:

— Где я могу найти ее?

— Сейчас она недосягаема.

— Но скажите хотя бы, где она, Одзаки-сан!

— Она работает медицинской сестрой на одном из госпитальных судов.

— На каком?

Японец медленно покачал головой.

— Мне очень жаль, Равенсбург-сан… Но это судно сейчас в открытом море, говорить же о его названии и местонахождении запрещено. К тому же… я и сам не знаю.

— Разрешается писать ей письма?

— Может, и разрешается, но баронесса Номура просила, чтобы ей ничего не присылали.

Равенсбург ударил себя кулаком по лбу.

— Но ведь это же безумие… Настоящее безумие! Одзаки вежливо отвернулся. Ему неприятно было смотреть, как мужчина теряет самообладание.

— Извините, Одзаки-сан, я не смог сдержать себя… Скажите мне хотя бы, когда вернется судно?

— Это очень неопределенно… Возможно, недели через четыре.

— Вы не могли бы после возвращения судна позволить мне поговорить с Кийоми-сан? Я уверен… абсолютно

260

уверен, что со временем она все забудет и станет такой же, как была. Ее отношение изменится… И к себе, и ко Мне. А если нет, то я хочу, чтобы она сказала все сама. Вы должны, Одзаки-сан, дать мне возможность увидеть 1 ее… Вы должны!

с Генерал подумал немного и кивнул.

— Вы, пожалуй, правы, мой друг. Может, действительно, время поможет даже такой женщине, как Кийоми-сан, преодолеть то, что произошло тогда.

Признания этой возможности генералом для Равен-сбурга было достаточно, чтобы снова обрести присутствие духа.

— Значит, вы поможете мне, Одзаки-сан, встретиться с ней?.. Вы обещаете?

Одзаки кивнул.

— Обещаю и свое слово сдержу, если…

— Если что?..

— Если Япония не вступит в эту войну. Именно на этот случай баронессу Номура и взяли на госпитальное судно. В военное время она будет выполнять задание, исключающее какую-либо возможность поддерживать контакт с внешним миром… Тогда до окончания военных действий она в Японию не вернется.

Равенсбург понял, что спрашивать о подробностях не имеет смысла.

Костер догорал, но Одзаки больше не собирался поддерживать пламя. Более красноречивого намека, что продолжение беседы ему нежелательно, он сделать не мог.

Равенсбург простился и направился к своему автомобилю.

Когда Равенсбург, направляясь к посольству, проезжал по центральным улицам Токио, ему повсюду попадались группы возбужденных людей. Размахивая экстренными выпусками газет, что-то выкрикивали разносчики, куда-то озабоченно спешили военные.

Рано утром японские подводные лодки и самолеты внезапно напали на американскую военно-морскую базу Пёрл-Харбор.

Война Японии против Соединенных Штатов Америки и Великобритании началась.

Лишь спустя три года после ареста Рихарда Зорге японское правительство опубликовало в газетах неболь

261

шое информационное сообщение. В нем в нескольких словах говорилось о том, что Рихард Зорге приговорен к смертной казни. Никаких подробностей не приводилось.

Поэтому Равенсбург был крайне удивлен, когда однажды вечером к нему пришел сотрудник японского министерства иностранных дел советник Кацуко и неожиданно заговорил о последних днях доктора Рихарда Зорге.

Равенсбург пригласил своего японского коллегу поужинать, что в те времена, когда в Японии, так же как и в Германии, продовольствие выдавалось по карточкам, считалось проявлением дружелюбия и особого внимания. Добрые отношения с Кацуко были полезны Равенсбургу еще и потому, что его коллега работал в германском отделе японского МИД и ему почти каждый день приходилось иметь с ним дело по службе. Кацуко много лет проработал в японском посольстве в Берлине и владел немецким языком настолько хорошо, что на особо важных переговорах и беседах его использовали в качестве переводчика.