Имя его знает каждый любитель поэзии — Кайсын Кулиев.
С тех далеких лет, когда был в гостях у него во Фрунзе, сберег листок с записью песни тянь-шаньского каменщика Мамбеталлы Джолочиева, которую он перевел. Безыскусная простота этой песни заворожила меня:
Я с рождения рос в горах,
Где глаза мои наполнялись сверканьем вершин.
Но красоту этих залитых солнцем гор
Я вижу словно впервые в жизни.
После радостного труда
Яснее кажутся травы,
Выше кажутся горы,
Я отдыхаю.
Уметь бы так всем телом, всей душой отдыхать!
28 апреля. Фрунзе. Полночь
Посидел в Дубовом саду, наслаждаясь вечерней прохладой, глядя на транспаранты, вывешенные к Первому мая: «Мир», «Труд», «Свобода», «Равенство», «Братство», «Дружба», «Счастье». Что ж, здесь, в Киргизии, ясно видно, как много мы сделали и делаем, чтобы слова эти не остались пустыми словами — не лозунги, а дела! — но «счастье», на мой взгляд, попало сюда по ошибке.
Разве можно обещать кому бы то ни было счастье?! Разве в состоянии мы распорядиться — быть человеку счастливым или нет. Мы можем освободить человека от самых тягостных забот, облегчить ему жизнь, и многое для этого сделали. Но подарить счастье?! Как мало нужно человеку для счастья, и в то же время как много! Да и у каждого свое счастье. Да и знает ли человек, в чем его счастье?
Советская власть дала народу образование, и, конечно, счастье культурного человека, живущего творческой жизнью, острей. Но ведь и горе, когда придет к нему на порог, тоже острей! Как всякий другой, тянусь к счастью. В жажде счастья мечусь, ошибаюсь, гонюсь за ним, и, когда уже кажется, что счастье — твое, оно вдруг ускользает из рук. Счастье — жар-птица, которую всю жизнь ловишь за хвост. Оглядываюсь назад, вздыхаю: «Как был счастлив!» И это относится к дням, о которых никак не могу сказать, что это самые легкие дни моей жизни.
Даже и сейчас вот: возвращался в гостиницу, нагретые камни домов еще струили тепло, а в улицы свежестью вливался горный ветер, благословенная тишина, я же… вместо того, чтобы наслаждаться прохладой и тишиной, только и делал, что искал глазами в глубине бульвара — хотя и понимал, что это бессмысленно! — твою походку, которую узнал бы даже в темноте, когда видишь лишь силуэты людей.
Хочется рассказать тебе о мимолетной встрече с Юлиусом Фучиком. Было это в 1930 году. Я тогда вновь приехал в Киргизию, на этот раз по командировке журнала «Звезда». Исчерпав свои командировочные, я, чтобы продолжать «лазить по Тянь-Шаню», нанялся контрактовать шерсть: особых познаний в те времена не требовалось, прочитал две брошюрки, и ладно.
Перед отъездом на пастбища из Нарына присутствовал на митинге по случаю открытия Турксиба. Как не вспомнить те годы! Порыв к будущему вызвал из небытия энергию миллионов людей; среди них было не шибко много грамотных, меньше того — образованных. Теперь, когда мы слышим слова «вековая отсталость», мы, особенно молодежь, не совсем ясно представляем себе, какое это имеет отношение к нам.
После митинга скотоводы верховыми толпами двинулись в свои ущелья. На коне, которого мне дали в Нарыне, я поехал в урочище Куланак. Добрался туда поздно и заночевал в юрте председателя. Наутро мы толковали с ним о товарах, которые получат они при сдаче шерсти, говорили и о премиальных фондах. Потом мы поехали на пастбища осматривать отары.
— Скажи, — заговорил председатель. — Ты сегодня из района. Прискакал вчера из Нарына человек, привез новость. Будто написано в газете, что родился большой человек Турксип-батыр, родился со счастливой луковицей в руках и будто скоро Турксип-батыр придет к нам, даст хлеба много, сыра, товары даст. Правда это? Я думаю, не может быть такой человек, а? Скажи.
Я рассказал председателю все, что знал о Турксибе… Неделю спустя в урочище Кара-Гуп секретарь комсомольской ячейки мне сказал так:
— Молла Азиз думает плохое дело. Смотри, вот постановление комсомола, — и протянул мне измятую бумажку, вырванную из тетрадки в клеточку:
«Мы, комсомольцы урочища Кара-Гуп, клянемся разоблачать гнусную выдумку моллы Азиза. Вот что врет молла. Жил будто один ходжа, имени которого мы, комсомольцы, не знаем и не хотим знать, и будто сказал тот ходжа, что будет в Алма-Ате рожден святой батыр Турксип. И некоторые старики ему верят. Еще сказал, будто в газетах пишут, что батыр Турксип родился. Но мы, комсомольская ячейка, бесстрашно разоблачаем эту поганую ложь. Клянемся, что нигде в мире никакого Турксипа нет, а есть прямая контрреволюционная ложь нашего классового, а также комсомольского врага, имя которого молла Азиз».
Читать дальше