Олесь Гончар - Весна за Моравой

Олесь ГОНЧАР

ВЕСНА ЗА МОРАВОЙ

Перевод с украинского Л.Шапиро

Старшина батареи 45-миллиметровых пушек Яша Гуменный, вернувшись утром с переднего края, приказал своему повару Кацо пробежать по бункерам и, собрав их обитателей, немедленно вести к нему. Кацо с автоматом поверх засаленного халата козырнул на этот раз с особым усердием. Очевидно, он хотел этим подчеркнуть, что и без объяснений понимает всю сложность создавшегося положения.

Двор был пуст. Ездовые, свалив ночью ящики со снарядами посреди двора, поехали за новым грузом и до сих пор не вернулись. Оставшись один, старшина некоторое время стоял, задумавшись, над штабелем ящиков, потом устало опустился на один из них и, разувшись, начал выливать из сапога жидкую грязь. От нее несло острым запахом лесных болот и перегнивших водорослей.

Батарея Гуменного переправилась этой ночью с третьим стрелковым батальоном, которому была придана. За Моравой сразу начинались леса и болота, и противник, не задерживаясь, оставил их, зацепившись лишь за дамбу в семи километрах от берега. Там был населенный пункт, на окраине которого высился сахарный завод, укрепленный до самой крыши вражескими пулеметами. Всю ночь пехота, путаясь в лесных зарослях, шлепая по ледяной воде, продиралась по пятам гитлеровцев. Местами вода доходила до пояса, и бойцы брели молча, подняв оружие над головой. Только низкорослые иногда приглушенно кричали о том, что тонут, и тогда к ним на помощь спешили высокие правофланговые. Наконец с рассветом вышли к дамбе и закрепились вдоль нее.

Артиллеристы-"сорокопятники", сопровождавшие пехоту, всю ночь на руках тянули свои пушки. Коней, переправленных с вечера, пришлось оставить, потому что, пройдя несколько сот метров, они увязли в грязи, окончательно выбились из сил и не могли дальше сделать ни шагу. Мрачно встречали бойцов заморавские леса.

Кроме легких пушек, никакая другая артиллерия не переправлялась на этом глухом участке фронта с труднопроходимым противоположным берегом. Левее, километрах в десяти, строился мост, и более тяжелые орудия двинулись туда вместе со всем полковым транспортом.

Вот почему сейчас в этом селе, кроме обоза Гуменного и батальонных кухонь, не было никого. Гуменный тоже всю ночь тащился с батареей до самой дамбы, чтоб знать, где будет огневая. Туда он должен теперь доставить боеприпасы. Доставить... Попробуй доставить, если случилось так, что все его люди в разъезде, и он сидит посреди двора один на своих снарядах!..

Вытряхнув из сапог грязь, старшина достал сухие портянки и обулся. Над приморавскими лесами поднималось солнце, огромное и ласковое. От старшины, залитого грязью, шел пар, как от весенней земли; ему нестерпимо хотелось спать. Борясь со сном, навалившимся на него, Яша видел, как в воротах, энергично и широко шагая, показался Кацо. За ним вприпрыжку едва поспевали мадьяры в черных фетровых шляпах с пустыми мешками в руках.

Гуменный поднялся им навстречу, нетерпеливо выслушивая рапорт повара. Потом, обращаясь к крестьянам, спросил, кто из них понимает по-русски. Из толпы вышел бойкий, обожженный солнцем дедок.

- Я был русский плен, - весело заговорил он. - Тамбовская губерния, Екатеринославская губерния...

При этом старичок не без превосходства оглядел своих односельчан: он явно гордился тем, что был в русском плену.

- Земляк, - заметил старшина,

- Земляк, пан офицер!..

Мадьяр называл старшину офицером, очевидно, на том основании, что у Яши из-под фуражки выбивался пышный и волнистый чуб, а рядовые, как известно, должны быть острижены.

За рекой ударила батарея как-то по-весеннему звонко и совсем не страшно. Однако этот звук заставил старшину вздрогнуть. За первым залпом докатился другой, и батарея смолкла. Гуменный знал, что теперь там осталось тридцать восемь снарядов. Мало!

Через старичка старшина коротко объяснил мадьярам, чего он хочет: он просит, чтобы они помогли поднести снаряды его канонирам на передовую.

Мадьяры некоторое время стояли молча. В своих блестящих сапогах и узких, круглых, как трубы, штанах они напоминали стайку тонконогих журавлей. Покашливали, переминались с ноги на ногу и молчали. Старшина смотрел на них с превосходством военного человека, который облечен чрезвычайными государственными полномочиями.

Снова ударила далекая батарея. Гуменный секунду стоял неподвижно, приложив к уху ладонь трубочкой. Мадьяры тоже прислушивались.