Петр Худяков - Путь к Цусиме

Из Габуна от 13 ноября 1904 г.: "На берегу — роскошнейшая фауна, с корабля виден чудный девственный тропический лес… Но пускать нас на берег боятся: за месяц перед нашим приходом туземцы съели здесь четверых европейцев… Последний переход из Дакара в Габун был очень тяжел для машинной команды и для нас; в машинных помещениях наверху доходило до 61° Р. Выйдешь на палубу, и там нет ни малейшей прохлады и облегчения… Перед Габуном сплоховали наши штурманы; прежде чем попасть сюда, эскадра блуждала, и экватор нам пришлось переходить три раза, т. е. с севера на юг, затем обратно, и еще раз с севера на юг"…

Из Нози-бей от 7 и 31 января 1905 г.: "Растительность здесь роскошная. Хотелось бы вечно иметь ее перед глазами. Громадные, роскошные кокосовые пальмы, мангу… По воскресеньям гуляем на берегу. Местечко — рай земной… С туземцами разговаривают на "французском" языке; и я и туземцы изрядно его коверкаем, но друг друга понимаем… Европейцев здесь всего полтораста человек, а нас на эскадре около 15.000 ч. Здесь теперь собралась почти уже вся эскадра, кроме запоздавших крейсеров "Олега", "Изумруда", "Риона", "Днепра", двух миноносцев и транспорта "Иртыш". На миноносцах мне часто приходится быть в охранной цепи; и оттуда издали вся эскадра, кажется целым городом… В Нози-бей есть несколько европейских магазинов, торгующих удивительно разнообразными товарами: в одном и том же магазине желающий может себе приобрести и бутылку шампанского и… китель; тут же продаются инструменты для слесарей, плотников. Наши матросы говорят с неграми по-русски, и те хорошо начали привыкать к нашему языку; многие из них вполне правильно выговаривают русские числительные имена и скоро заговорят по-русски… На якоре служба механикам легче, хотя дел у них не меньше, чем в походе. После каждого перехода нужно бывает осмотреть машины, сделать, где надо, исправления… Я все-таки очень доволен, что пошел во флот. Моя служба здесь будет продолжением моего технического образования. В Техническом У-ще нас долго учат, как надо проектировать машины; меньше времени тратится на обучение, как надо строить машины, и совсем почти не учили нас, как надо ухаживать за машиной построенной. Это — пробел, который здесь и приходится все время пополнять… В заграничном плавании я получаю 182 рубля. Если бы содержание на судне стоило не так дорого, я был бы богат. Около ста рублей вычитается в кают-кампанию. Но немногое, что остается, я кладу в сберегательную кассу. На случай, если со мной что-нибудь приключится, составил завещание; все мои взносы должны быть выданы тогда моей сестре, А… В кают-кампании здесь только и разговору, что о плаваниях, о цензе, о выслуге кампаний, об орденах. Да, и не мудрено. Вся их жизнь сводится к тому. Выплавал ценз и жди терпеливо, когда получат производство старшие, когда можно будет занять их место. Есть тут у нас один мичман-кретин, так тот все вычисляет, насколько он продвинулся вперед, благодаря войне. Многие очень напоминают Скалозуба… Прибытие корреспонденции — событие на эскадре. Больше всего приходит писем на имя молодоженов. Получаются у нас здесь сведения и о беспорядках в России. Мичманы с глубокомысленном видом говорят: — "Это — студенты! Тут война, а они бунтуют!.." Никак не могут сообразить, что война у нас оттого и затянулась, что не внимали раньше студентам; а теперь вынуждены прислушиваться к более настойчивым требованиям не студентов, а всего народа. Уже существует в России и свобода печати. Наконец-то начнут раскрывать все злоупотребления, Дай-то Бог! Пора, пора!.."

В походе жилось Павлу Степановичу совсем плохо, но он ни слова не писал об этом никому из родных, чтобы не тревожить их. Один только раз вдруг прорвалась и у него такая загадочная для них фраза: — "Ну, и упек же я себя!.."

Один из наших товарищей в письме ко мне передает такую сцену: "В феврале 1905 г., в Нози-бей очищали броненосцам их подводные части при помощи водолазов. Дошла очередь и до нашего корабля. К нему со всей броненосной эскадры пришли шлюпки с водолазами; с "Суворовскими" пришел Федюшин. В Училище у нас было с ним только шапочное знакомство, а здесь мы с первого же слова перешли на "ты". Я позвал его в мою каюту, которую занимал вдвоем с инж. — мех. N. — "Вот счастливец! Какая у тебя каюта!" сказал мне Федюшин. — "Ну, какая же у меня обстановка", говорю ему. — "Зато спать можно. A у нас ведь штаб; флагманские заняли не только всю верхнюю палубу, а и часть кают в батарейной. Живу я во внутренней каюте вместе с мичманом М. Вентилятора нет; как раз над машинами; и днем, и ночью там такая жара, что спать решительно невозможно… И я там не сплю. Приходится дожидаться, как разойдутся в кают-кампании; ну, с 12 часов и спишь до 5–6 утра. От хронического недосыпания чувствую себя совсем плохо". — "Ну, a если у тебя ночная вахта?" — Федюшин только молча развел руками"…