Анри Перрюшо - Жизнь Ренуара

Живопись Ренуара легка и стремительна. Она порождает у зрителя иллюзию того, что возникла без особых усилий и труда, как бы играючи. Ощущение, которое дается, как и всякое проявление артистизма, лишь путем невероятного, но хорошо скрытого напряжения, без которого немыслимо подлинное мастерство. Для Ренуара в этом отнюдь не желание блеснуть совершенством глаза и руки, а проистекающая из характера его образов и манеры видения необходимость настоятельно добиваться впечатления непринужденности. В достижении абсолютного слияния его художественной манеры с образной сутью изображаемого как раз и кроется яркость ренуаровской поэтичности, лишенной психологической подосновы, в существе своем безыскусственной и импульсивной.

Нельзя сказать, чтобы творчества Ренуара не коснулся ветер противоречий и сомнений. Их появление можно отнести к самому началу 80-х годов. К этому моменту у Ренуара обнаружились первые признаки неудовольствия достаточно жесткими границами импрессионистической системы. Впоследствии он сам вспоминал об этом: "...в моих работах словно произошел перелом, я дошел до конца импрессионизма и пришел к констатированию факта, что не умею ни писать, ни рисовать. Словом, я очутился в тупике". И в другом месте: "...на лоне природы свет порабощает художника и у вас нет времени заняться композицией. И потом, на пленэре не видишь, что делаешь". Эти слова, конечно, не следует понимать слишком уж буквально. Но все же в них кроется отражение вполне реальной ситуации, начало которой, скорее всего, положило путешествие по Италии в 1881 году. Эти новые настроения отнюдь не были характерны только для Ренуара. Сходные мысли все чаще посещали и его единомышленников, и это дает основание считать их отражением общего процесса, происходившего в то время в импрессионизме.

Неудовлетворенность неизбежно влечет внутренние разногласия. Состоявшаяся в 1886 году выставка импрессионистов оказалась последней. Прежде монолитная группа, по существу, распалась. Для импрессионизма наступили дни кризиса, постепенно уведшего его к концу века с магистральных путей европейского искусства. Его историческая миссия оказалась исчерпанной.

По-разному происходил перелом в творчестве импрессионистов, но он происходил. Писсарро, например, посвятил себя нарождавшемуся пуантилизму, хотя и вышедшему из недр импрессионизма, но по сути своей ему противоречащему. Дега все более увлекался пристальным изучением профессиональных навыков и поведения человека, постепенно подменяя живое, непосредственное наблюдение холодным аналитизмом. Моне бросился в погоню за ускользающим и непослушным "мгновением", стараясь в бесчисленных вариациях одного и того же сюжета возможно более точно зафиксировать малейшие изменения его световоздушной характеристики. И даже Сислей, в это время из всех наиболее преданный импрессионизму, проявил очевидную склонность к обобщению и углублению образа совершенно в ином ключе, нежели это предполагала импрессионистическая система.

Как это ни парадоксально звучит, но, чем совершеннее она становилась, чем детальней и полней разрабатывалась проблема визуального восприятия, тем все меньше свободы для самовыражения оставалось художнику. Визуальные законы видения жестко ограничивали диапазон разрешения психологических и эмоциональных аспектов, мешали более философскому осмыслению природы и человека.

Становление и обретение совершенной формы выражения импрессионистической системы состоялись за относительно короткий промежуток времени. Не менее кратким оказался и расцвет. Чем совершеннее становилась система, тем определеннее она себя изживала. Дальнейшее существование творчества в ее рамках либо неизбежно вело к повторяемости, что для таких творцов, как Ренуар, было совершенно неприемлемым, либо настоятельно требовало перемен, ведущих к изменению самой системы.

К середине 80-х годов в искусстве Ренуара складывается так называемый "энгровский период", наиболее полно воплотившийся в художественной манере исполнения "Больших купальщиц", которые создавались на протяжении двух лет, с 1883 по 1885 год. Даже беглого взгляда достаточно, чтобы заметить, насколько изменилось вдруг видение Ренуара. Композиция картины уже не оставляет впечатления моментально сделанного снимка, ибо в ее основе лежит хорошо и всесторонне продуманное решение. Именно этим и объясняется большое число подготовительных рисунков и эскизов, которых прежде Ренуар никогда не делал. Линии рисунка стали четкими и определенными. Исчезла их характерная особенность - растворяться в световоздушном потоке, они даже несколько жестковато прорисовывают контуры каждой формы. В позах и жестах фигур появляется некоторая скованность и статичность. Краски утратили прежнюю яркость и насыщенность, живопись в целом стала выглядеть сдержанней и холоднее. В ней появилась никогда ранее у Ренуара не встречавшаяся фарфоровость. Прежде живые и трепетные, рефлексы теперь кажутся искусственно вплавленными в эмалевидную поверхность. Естественность и непринужденность как-то незаметно покинули ренуаровскую кисть.