Чуть не бегом от трамвайной остановки направляюсь к дому.
Над площадью розовеет небо. Из репродукторов несется: "Широка страна моя родная!.." Я стою на углу пустынной еще площади и сквозь слезы улыбаюсь этому утру, этому самому лучшему в мире городу. Вот они, мои новые позывные:
"Ши-ро-ка стра-на мо-я род-на-я!"
"Говорит Москва!.."
В подъезде дома сразу окружило меня все близкое, знакомое: полутемная лестница, старенькие перила с выломанными железными прутьями. Через две ступеньки взбегаю на третий этаж. Потемневшая от времени бронзовая вертушка звонка. Незабываемый, особый скрип нашей двери и знакомое шарканье тапочек по коридору.
- Кто там?..
ЭПИЛОГ
Первое время по возвращении в Москву я жила как в тумане. Неотступно были со мной Эльза и Василий, Милька, Юрек и все остальные. Синела в московском небе шапкой лесов Чантория, а по радио, казалось, вот-вот запоют:
Гуралю, чи ти не жаль?
Гуралю, врацай до галь!..
Не проходило беспокойство: как-то там наши польские друзья после ухода группы из Бренны?
И даже приезд майора не мог вывести меня из оцепенения.
Сложно и трудно складывались наши отношения с майором. Я надеялась, что сердце пойдет на компромисс: я стала женой майора, чтобы сдержать свое слово, свое обещание...
Несколько лет тому назад уехал из Москвы в Удмуртскую республику майор и работает начальником участка в леспромхозе...
Все попытки разыскать Молчанова закончились неудачей. Прощаясь со мной в Ченстохове, Шатров сказал, что Аня Шамаева погибла. Я написала ее родным. Ко мне приехала ее сестра Маша. Я рассказала ей все, что могла. А через несколько дней в развевающемся широком пальто, в модной шляпке ко мне в комнату влетела сама Аня Шамаева. Мы ушли с ней на улицу, в маленький скверик перед Домом Красной Армии, где у входа стоят две пушки. И говорили, говорили... Много тяжелых минут пришлось пережить моей подруге. Через день после высадки группы в тылу у немцев она попала в гестапо. Ее спасло только то, что рацию и шифр она успела спрятать. Но в тюрьме ее продержали до прихода советских войск.
Жизнь шла своим чередом. Я работала на заводе. Были трудные годы страна восстанавливала разрушенное войной хозяйство.
Но работа и хлопоты по дому не заслоняли собой воспоминаний о пережитом, о польских друзьях. И вот в сентябре 1956 года короткие волны радиосвязи помогли мне услышать голоса моих бывших товарищей из Верхней Силезии, а вскоре я получила и письма.
"Дорогая Ася!
Посылаю тебе сердечный привет! Почти двенадцать лет прошло с тех пор, как мы перешли немецкий фронт в Явоже-Ясенице, около Бельско. Тогда майор сказал мне перед уходом через фронт: "Янко, бери под свою защиту Асю. Если мы все погибнем, то она должна жить. Ты должен перевести ее, как бы трудно это ни было".
Да, это было и трудно и страшно - тот последний переход по обледенелой пропасти, где мы шли по льду около пятидесяти метров вниз...
После освобождения я был председателем районного союза борьбы молодых в Силезии. Позже был заместителем коменданта милиции. Наверное, меня не узнаешь, потому что я за последние годы очень изменился.
Ян Завада. Устронь".
"Дорогая Ася!
С милыми пожеланиями к вам и вашей семье пишу эти несколько слов. Сердечно благодарю за письмо и за добрую память после стольких лет.
Дорогая Ася! Было тяжелое время, и мы, которые его пережили, до смерти не забудем.
Я пока здоров. Живу в Бренне, там, где мы партизанили, но в доме являюсь гостем, потому что работаю за сто километров в стороне.
Карел погиб в последние дни, когда гитлеровские войска убегали из наших мест. Это было 30 апреля 1945 года. Вместе с ним погибли еще несколько наших товарищей и трое советских солдат. Потому что мы последнее время воевали вместе с советскими солдатами. Дети Карела все живы. Двое старших уже поженились, остальные живут у меня.
Я после войны работал два месяца в милиции, позднее уволился по болезни, потому что здоровье мое после партизанской жизни стало очень плохим.
Весна в этом году ранняя и красивая, деревья распускаются, в полях уже все посеяно, тепло, и птицы поют - просто радостно смотреть на свет...
С сердечными пожеланиями к вам всем
Юрек. Бренна".
"Дорогая пани Ася!
...Как сейчас, помню последний день и вечер вашего пребывания в нашем доме.
После вашего отъезда наступило у нас уныние, не знали мы ничего, как вы перешли линию фронта. Вскоре потом немцы соорудили линию обороны.
Когда кончилась война, началась для нас новая жизнь. Я окончил среднюю школу и в 1949 году поступил в Краковский университет. Много раз за это время вспоминал вас. Перемены, которые у нас произошли, между прочим и то, что я мог учиться, - все тесно связано с такими людьми, как пани, майор, Василий, Николай.
Читать дальше