Григорий Волчек - Виктор Курнатовский

Вечно какие-то осложнения с полицией, вечные волнения и страх. Подумать только, дети дворянина Курнатовского — нигилисты, выступают против царизма! Старший сын Михаил хоть и пошел по стопам отца и стал так же, как Константин Курнатовский, военным врачом, но в 1888 году его исключили из университета за причастность к политике. Когда же Михаил получил диплом врача и поселился в Москве, ему пришлось жить там под надзором полиции. Ничего не скажешь — «карьера»… Другой сын, Яков, тоже не ладил с жандармским управлением, и опять виной тому были его революционные взгляды.

А дочери? Падчерицу Александру за связи с «Народной волей» выслали вместе с мужем в маленький провинциальный городок Демянск. Евгения, студентка Высших женских курсов в Петербурге, стала революционеркой.

Может быть, этот — Виктор, рождение которого было нежеланным, со временем станет достойным дворянского рода Курнатовских?

Но мальчик с самых ранних лет сторонился отца, боялся его, льнул к мачехе.

Подрастали дети, и Константин Яковлевич все позднее приходил домой: он был вынужден заниматься еще и частной практикой. По вечерам он, мрачный, усталый, вел бесконечные разговоры с женой о деньгах. Он упрекал Амалию Васильевну в расточительности, в том, что она балует детей. Случайно разбитый стакан, царапина на мебели — все вызывало у Курнатовского взрывы раздражительности. Он сурово наказывал детей за малейшую шалость, за самый невинный проступок. Терпеливая, безответная Амалия Васильевна, как могла, старалась смягчить эти вспышки беспричинного гнева своего мужа. Всех детей — и родных и неродных — она любила истинной материнской любовью. Но особенно ласково она относилась к Виктору. В свою очередь, и мальчик отвечал мачехе горячей привязанностью, жалел ее и осуждал отца.

При всей любви к детям Амалии Васильевне трудно было справляться с делами в такой большой семье. Большую часть времени Виктор, предоставленный самому себе, проводил на дворе, на улице. Он дружил со сверстниками из небогатых русских и латышских семей. Незаметно, еще в раннем детстве, научился болтать по-латышски и часто вставлял в русскую речь латышские слова. Амалию Васильевну это и забавляло и радовало.

— Ты будешь хорошо успевать в гимназии по иностранным языкам, — часто говорила она Виктору. И не ошиблась.

Научившись читать, маленький Виктор стал увлекаться повестями и романами о подвигах моряков, морскими путешествиями. Он спал и видел себя на палубе корабля, мечтал о мореходном училище. В Риге существовали тогда лоцманская школа и мореходные классы. И, возможно, Виктор Курнатовский и сделался бы впоследствии штурманом или капитаном, но одно непредвиденное обстоятельство навсегда отняло у него эту мечту. В те годы, о которых идет речь, по всей Прибалтике разразилась жестокая эпидемия скарлатины. Заболел и Виктор. Болезнь дала осложнения — мальчик начал терять слух. Родители этого не заметили. А сам Виктор скрывал начавшуюся глухоту, стыдился ее, не представляя, чем это заболевание грозит ему в будущем. Однажды, уже выздоровев, он отправился кататься на лодке. Это было одно из самых любимых его развлечений. Внезапно налетевший шквал перевернул утлое суденышко, и мальчик едва не погиб. Его спасло лишь то, что плавал он как рыба. Но вода проникла глубоко в уши и продолжила разрушительную работу, которую начала скарлатина. Слух у Виктора ухудшался с каждым днем. И все же долгое время он скрывал свое недомогание от отца и мачехи. Но болезнь прогрессировала, и, заметив, что с ребенком творится что-то неладное, Курнатовские обратились к врачу-специалисту. Однако к тому времени болезнь была очень запущена… О поступлении в морской кадетский корпус или в Рижские мореходные классы нечего было и думать.

Особенно плохо чувствовал себя Виктор в осеннюю непогоду. Он становился нелюдимым и замкнутым, избегал сверстников. В такие дни его часто можно было застать у окна погруженным в невеселые думы. Мальчик точно старался мир звуков заменить зримым миром. Порой ему казалось, что он слышит по-прежнему хорошо. Порой же он впадал в уныние и тоску. Это происходило всегда, когда голоса прохожих или стук экипажей доносились до него приглушенно, словно источники звуков находились далеко-далеко… Но возраст брал свое: стоило ему почувствовать себя лучше, как он вновь становился жизнерадостным непоседой — от природы Виктор был подвижен, общителен, приветлив.

О болезни, которая так угнетала его в осенние дни, он почти забывал во время летних каникул. Обычно Виктор проводил их у своей сводной сестры Александры Исидоровны Григорьевой, по мужу — Степановой, у той самой, которая вечно была не в ладах с полицией. Сдав последние экзамены, братья Виктор и Михаил в тот же день начинали собираться в поездку. Из чулана на свет появлялась заветная дорожная корзина, в которую укладывались скромные мальчишечьи пожитки. Виктор торопил, волновался. Мыслями он был уже там, в Демянске, в небольшом домике Степановых, на террасе, обвитой плющом, или в тенистом саду.