Олег Лекманов - Осип Мандельштам - Жизнь поэта

Советами, замечаниями и дополнениями с автором этой книги щедро делились Андрей Юрьевич Арьев, Николай Алексеевич Богомолов, Леонид Михайлович Видгоф, Михаил Леонович Гаспаров, Борис Аронович Кац и Михаил Мельниченко. Особое и отдельное спасибо – Юрию Львовичу Фрейдину, не только первому редактору, но и соавтору многих страниц предлежащей биографии Мандельштама. Разумеется, вся ответственность за возможные допущенные ошибки целиком ложится на плечи автора. Среди использованных биографических источников особая роль принадлежит исследованиям и разысканиям С. С. Аверинцева, Кларенса Брауна, С. В. Василенко, Ральфа Дутли, Г. А. Левинтона, А. Г. Меца, А. А. Морозова, П. М. Нерлера, Омри Ронена, Д. М. Сегала, Р. Д. Тименчика, Е. А. Тоддеса, Л. С. Флейш—мана, Н. И. Харджиева, а также – монументальным книгам Н. Я. Мандельштам и Э. Г. Герштейн.

Проза, переводы и письма Мандельштама в этой книге цитируются по изданию: Мандельштам О. Собрание сочинений: В 4 т. М., 1993–1997, с указанием номера тома римской цифрой и номера страницы – арабской в круглых скобках. Стихи Мандельштама, как правило, приводятся по изданию: Мандельштам О. Полное собрание стихотворений. СПб., 1995.

Вспомним два поэтических высказывания Осипа Мандельштама «о времени и о себе»:

(«Нет, никогда, ничей я не был современник…»)

Такими строками поэт начал одно из своих стихотворений 1924 года. Спустя семь лет, в 1931 году он дезавуировал собственные слова:

(«Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето…»)

Противоречие между этими двумя заявлениями кажется разительным, а потому – требующим объяснения.

Необходимо, конечно, учесть, что в первом стихотворении, скорее всего, подразумевается «современник» из дореволюционного прошлого, а во втором – утверждается Мандельштамовская единосущность с советским настоящим.

Можно сослаться и на суждение Анны Андреевны Ахматовой, которая по сходному поводу признавалась Павлу Лукницкому, что «никак не может понять в Осипе одной характерной черты»: «Мандельштам восстает прежде всего на самого себя, на то, что он сам делал, и больше всех. <���…> Трудно будет его биографу разобраться во всем этом, если он не будет знать этого его свойства – с чистейшим благородством восстать на то, чем он сам занимался или что было его идеей». [16] Мандельштам в архиве П. Н. Лукницкого // Слово и судьба. Осип Мандельштам. М., 1991. С. 128 Впрочем, ахматовское наблюдение нам поможет мало – ведь она и сама констатировала, что в данном случае понять логику Мандельштама «никак не может».

Пожалуй, наиболее правдоподобное объяснение обозначенного противоречия приходит со стороны биографии поэта. В течение всей своей жизни Мандельштам настойчиво искал близости с современностью и современниками, точнее будет сказать, – настойчиво искал понимания у современности и современников (отсюда: «Пора вам знать: я тоже современник…»). «Разночинская традиция Мандельштама не допускала мысли, что один поручик идет в ногу, а вся рота – не в ногу». [17] Гаспаров М.Л. О.Мандельштам. Гражданская лирика 1937 года. М., 1996. С. 18.

Однако разночинское стремление «быть как все» сочеталось в Мандельштаме с обостренным ощущением собственной особости, непохожести на других людей (отсюда: «Нет, никогда, ничей я не был современник…»). И от этого ощущения поэт отказываться тоже не собирался. «Осип Эмильевич всегда оставался самим собой, его бескомпромиссность была абсолютной», – вспоминала хорошо знавшая Мандельштама в последние годы его жизни Наталья Евгеньевна Штемпель. [18] Штемпель Н. Мандельштам в Воронеже. М., 1992. С. 27.

Иногда верх в Мандельштаме брало желание «побыть и поиграть с людьми» («Взять за руку кого—нибудь: – будь ласков, – // Сказать ему, – нам по пути с тобой…»). Иногда побеждало стремление обособиться от людей, подчеркнуть свое отщепенство («Живу один – спокоен и утешен»).

Но чаще всего недоверие к современникам и желание найти с ними общий язык каким—то образом уживались в Мандельштаме и в его стихах, начиная уже с самой ранней юности поэта: