Важнейшие атрибуты женского начала в стихотворении «Мастерица виноватых взоров…» – коварство и чувственность. Воплощают эту тему мотивы востока, красного цвета, а также речи и невозможности речи («Не звучит утопленница—речь», «Этот жалкий полумесяц губ», «Твои речи темные глотая»).
С подобным отношением к любви мы уже встречались в Мандельштамовском стихотворении «Я наравне с другими…» (1920), посвященном Ольге Арбениной. В этом стихотворении Мандельштам прямо признавался: «Не утоляет слово / Мне пересохших уст, / И без тебя мне снова / Дремучий воздух пуст. / Я больше не ревную, / Но я тебя хочу, / И сам себя несу я, / Как жертву палачу» (за Арбениной Мандельштам ухаживал «наравне» с Николаем Гумилевым; за Марией Петровых – «наравне» с его сыном Львом. Согласно «Мемуарам» Эммы Герштейн, Мандельштам в 1934 году восклицал: «„Как это интересно! У меня было такое же <���соперничество с <���его отцом> Колей…“»). [705] Герштейн Э. Мемуары. С. 422.
Однако еще более разительным, хотя и более неожиданным, кажется сходство стихотворения «Мастерица виноватых взоров…» с Мандельштамовской эпиграммой на Сталина. И там, и там возникают мотивы не звучащей (неслышной) речи, коварства (отчасти связанного с темой востока), а также – красного цвета (в эпиграмме на Сталина: «Что ни казнь у него – то малина»). Возлюбленная и диктатор окружены в стихотворениях Мандельштама сходным ореолом мотивов, потому что оба они – коварные мучители, истязающие свои жертвы и лишающие их дара речи. Об этом удивительном сходстве нам еще предстоит вспомнить, когда мы будем говорить о сложной эволюции отношения Мандельштама к личности Сталина.
Неудивительно, что стихотворение Мандельштама «Мастерица виноватых взоров…» спровоцировало на полемический стихотворный ответ тогдашнего спутника жизни Марии Петровых, Петра Грандицкого:
Демон грозный в тельце малом,
От твоих предвечных скал
Что лисенком одичалым
К берегам моим пристал?
Ты ль, надменный, стал бескрылым,
Плен пушистый возлюбя?
Как же волнам и светилам
Не вступиться за тебя?
Только ль ребрышки худые
Маком бровки на челе,
Если Дьяволом стихия
Залегла во влажной мгле?
Что тебе немые хоры
Красных рыб на дне морском,
Если мраморные взоры
Издают беззвучный гром.
Что тебе гнилая влага,
Ржа и тлен кривой воды,
Если пламя Карадага
Плавит сплав твоей руды, —
Пламя страсти и обиды,
Пламя мести и вины,
Что разит пращей Давида,
Жжет – безглавьем сатаны.
Эмма Григорьевна Герштейн, рассказывая в своей мемуарной книге о семейной жизни Мандельштамов этого периода и влюбленности поэта в Марию Петровых, воспользовалась множеством терминов из арсенала профессиональных сексологов: «брак втроем», [706] Герштейн Э. Мемуары. С. 421.
«строго просчитанные чередования эксгибиционизма и вуайерства», [707] Там же. С. 423.
«бисексуальность» [708] Там же. С. 424.
и, наконец, – «садизм». [709] Там же. С. 426.
Приведя здесь, по долгу честного биографа, эти библиографические ссылки, сознательно ограничим себя ими, а также цитатой из Мандельштамовской внутренней рецензии 1927 года на роман Рахели Санзара «Потерянное дитя»: «Атмосфера повествования очень напряженная с уклоном к мелодраме. Социально книга фальшива. Фабульно – интересна. Принять ее ни в коем случае нельзя: она насквозь нездорова, играя на патологических явлениях и искажая действительность» (11:589). Излишне будет еще раз говорить здесь о том, что мы высоко ценим мемуары Герштейн. Лучше любых слов об этом свидетельствуют многочисленные отсылки к ее воспоминаниям, содержащиеся в нашей книге.
Едва ли не самым значительным событием зимы 1934 года стала для Осипа Эмильевича неожиданная смерть Андрея Белого, которая пришлась на 8 января. Сергей Рудаков изложил в письме своей жене рассказ Мандельштама о том, как он «стоял в последнем карауле. <���…> В суматохе М<���андельштам>у на спину упала крышка гроба Белого». [710] О. Э. Мандельштам в письмах С. Б. Рудакова к жене (1935–1936). С. 52.
Смерть автора «Петербурга» и «Мастерства Гоголя» поэт оплакал в нескольких стихотворениях, которые в семье Мандельштамов условно назывались «Реквием». Одно из стихотворений Осип Эмильевич передал вдове покойного писателя, но Клавдии Николаевне оно не понравилось, так как показалось слишком «непонятным». [711] О цикле Мандельштама памяти Андрея Белого см., например: Спивак М. Л. «Непонятен, понятен, невнятен…»: «Темные места» в стихотворениях О.Э.Мандельштама на смерть Андрея Белого//Дело авангарда. The case of the avant – garde. Amserdam, 2008. C. 25–42.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу