Даниил Фибих - Фронтовые дневники 1942–1943 гг

Выпили немного, была хорошая закуска. Подавала девушка в красном беретике, в платьице с декольте и в валенках. Глазки скромно опущены. Видала девушка виды!

Жить устроились в клубе, в Мокшее. Спали на составленных скамейках.

С утра до ночи в клубе происходили совещания, семинары, собрания. Сколько болтовни, сколько водолейства – и все это в нескольких километрах от переднего края. Немцы не болтают – действуют. А у нас сплошной местком.

Приехал Горохов, ныне генерал-майор. Средних лет, круглолицый, вид довольно плебейский. Говорит культурно, умно, обнаруживает хорошее знание психологии бойца. На психологию вообще напирает. То и дело откашливается.

Сделал доклад о подготовке к предстоящему наступлению.

На санках нас отвезли в полк – 922-й. Был на преднем крае, ходил по траншеям. Мороз, молочный туман, деревья в густом инее, кружевные. Траншеи проходят через Большое Врагово, занятое летом. От деревни остались всего две-три развалины. В одной из этих руин копошился снайпер в грязно-белом халате: пользуясь туманом, пробивал в каменной стене бойницу. Немцы, слыша стук, время от времени давали нервные очереди из автоматов. Глубокая, извилистая, занесенная снегом траншея, где почти не видно людей. Это все, что отгораживает нас от врага. Будь у немцев побольше сил, будь танки – как легко прорвать эту жиденькую оборону!

Темные звериные нары блиндажей. Освещение – огонь в печурке либо лучина. И так живут месяцами. Скука, наверное, отчаянная. Здесь рады всякому свежему человеку. Приезд писателя – в армии целое событие.

Между прочим, узнал о смерти генерала Шевчука. Нелепая смерть. Разъезжая верхом, наскочил на мину. Взрывом оторвало Шевчуку обе ноги.

Сделав крюк в несколько километров через Игнашевку, вернулись домой.

В отделе шла работа вовсю: готовились к предстоящей радиопередаче. Мориц, сидя за машинкой, мучился над переводом листовки на немецкий язык. Мы с Москвитиным познакомились с содержанием папок: переводы писем, выдержки из приказов, из речей Гитлера и Геббельса. Много интересного.

Привезли недавно захваченного немца, накануне его допрашивал Александров. На допросе фриц расплакался – когда ему сказали, что он вернется только в ту Германию, которая уже не будет гитлеровской. Невысокий юнец в белом маскировочном костюме, похож на нашего мельника. Костюм теплый и может выворачиваться наизнанку. Немецкая практичность – мы до этого не додумались. Новое зимнее обмундирование наших врагов. Голова у немца забинтована, рука тоже – обморозил. Вошел он в избу сопровождаемый автоматчиком. Держался непринужденно.

19 января. Не пишется. Работать на холостой ход надоело. Мама – мой поверенный в литературных делах – ничего не пишет. Очевидно, и в Воениздате неудача. В чем же дело? Почему такое сплошное, такое непрерывное невезение? Кому нужны мои очерки после войны? Ни одной собаке.

Писать пьесу, будучи на фронте, – заниматься онанизмом. Кто ее будет устраивать в Москве? Мама? Пора пожалеть старушку, и так достаточно у нее хлопот и забот. Даже «За родину» не балует меня. Послал два очерка – и не печатают. Новый редактор!

Временами руки опускаются.

Наконец письмо от мамы. Новая установка. Отказ от очерков и требование «монументальных произведений». Глупость! Не время сейчас писать романы. Да и грош им цена.

Часу в первом ночи, когда мы развлекались притащенным откуда-то патефоном, явился неожиданно Горохов с целой свитой – Шмелев, его зам, полковник Чванкин, начальник АХО Плеушенко (плут редкостный) и Карлов. Растерянность и неловкость. Никто не скомандовал «встать», не отрапортовал. Губарев смутился чуть ли не больше всех.

Член Военного совета нашел наше помещение недостаточно уютным и посоветовал оклеить стены бумагой. Приказал Плеушенко снабдить всех одеялами и постельными принадлежностями. Одеть меня в зимнее – сшить, если нужно, гимнастерку из двух-трех. Настанет ли время, когда не нужно будет cтоять перед генералами навытяжку?

21 января. Вчера Губарев рассказывал нам о первых днях войны, его часть была в Литве, он редактировал дивизионную газету.

Страшный, внезапный удар немцев. Все растерялись, оглоушены. Хаос. Дивизия окружена, генерал, командовавший частью, убит, комиссар и начдив исчезли неизвестно куда. В лесу, в овраге, все собрались. Что делать? Куда идти? Какой-то капитан берет на себя командование дивизией, инструктор по информации вызывается стать комиссаром. Идут по шоссе. Кругом все горит, пожары. Брошенные машины, орудия, конские трупы. Пятая колонна: то и дело ракеты, бросают откуда-то гранаты в машины. Двух неизвестных мужчин поймали и расстреляли тут же на месте. Бомбежка. Парашютные десанты. Люди рыдают, сходят с ума. Сумасшедший врач – ему кажется, что он уже в плену. Пришли наши танки и моточасти – веселые, уверенные танкисты с гармошками. Двинулись навстречу немцам и полегли все до одного.