Борис Егоров - Аполлон Григорьев

Наконец, в разгар «перестройки», в 1990 году издательство «Художественная литература» выпустило григорьевские «Сочинения в двух томах», избранные стихи, прозу, критику и даже немного писем. Обрадованное успехом этого двухтомника (тираж был 100 тысяч экземпляров!) издательство заказало мне проспект шеститомного собрания сочинений, я быстро его составил — но, увы, начался развал книжного дела — не везет Григорьеву, замыслы собраний его сочинений возникают, как нарочно, при начале кризисных потрясений Отечества. Будем надеяться на будущее.

Параллельно с послевоенными публикациями начались исследования творчества Григорьева. Вначале — статьи и тезисы докладов, потом — диссертации, потом — монографии. И не только у нас, но и за рубежом — во Франции, в США, Польше, Италии, Германии, Англии, Норвегии. Поехало, слава Богу! Теперь уже невозможно говорить о нашем литераторе, что он забытый, как иногда писали в начале XX века. Впрочем, нужны еще фундаментальные работы о его жизни и деятельности, нужны многотомные собрания сочинений и писем, чтобы широкие круги российской и заграничной интеллигенции осознали истинное место Григорьева в истории отечественной культуры, осознали его новаторство.

Конечно, чрезвычайно велико его историко-литературное значение, важны его стихи, критические статьи, воспоминания. Но, может быть, еще существеннее его пример, образец для современной гуманитарной сферы. Как он мужественно и бескомпромиссно плыл «против течения», утверждая дорогие ему идеи! Как он смело развивал новаторские принципы в художественном методе и в литературно-критических анализах — и так же смело боролся за верность традиционализму! Как не боялся быть трагически одиноким в своем новаторстве и в своем консерватизме (трагедия любого консерватизма, впрочем, имеет утешительную отдушину: он, борясь с какими-либо современными радикальными призывами и результатами, вскрывает в них опасные тенденции, к чему надо обязательно прислушиваться!). Нынешним не очень образованным литературным критикам полезно поучиться у Григорьева, воспринимая как идеал его энциклопедические познания в области отечественной словесности и западноевропейских философии и литерату­ры, познания, которые он блистательно применял в своих статьях.

А для культурологов, изучающих национальное своеобразие, он представляет уникальный образец, вместивший в себя чуть ли не все черты русского национального характера, и дурные, и хорошие, и мелкие, и крупномасштабные, пошловатые и даровитые. Как и в других областях, где Григорьев был талантлив, он был талантливо русским. Может быть, потому он и привлекает сейчас такое внимание зарубежных ученых. Характерно также оживление интереса к нему в России: участились диссертации о нем, было несколько радио– и телепередач, группа московских критиков учредила недавно литературную премию имени Аполлона Григорьева.

И так как видно, что и издания его трудов, и исследования о нем становятся все более частыми и основательными, что интерес к нему расширяется «раструбом воронки», можно твердо сказать, что за ним будущее. У каждого из нас, конечно, складывается свой образ будущего, да и самого Григорьева. Александр Блок, автор замечательной статьи «Судьба Аполлона Григорьева» (1915) заканчивает ее такими строками: «Я приложил бы к описанию этой жизни картинку: сумерки; крайняя деревенская изба одним подгнившим углом уходит в землю; на смятом жнивье — худая лошадь, хвост треплется по ветру; высоко из прясла торчит конец жерди; и все это величаво и торжественно до слез: это — наше, русское».

Нет, нет! Блок совершенно необоснованно перенес свои тогдашние представления о России на натуру Григорьева. Но Россия многолика, и наш литератор никак не согласуется с сумеречным деревенским пейзажем. Никогда Григорьев не был связан с деревней. Он — городской человек, и его лучше вообразить в цветастом одеянии и с гитарой на московской улице или в белую ночь на брегах Невы, в сыром Полюстрове. Выдающийся театрал, поэт города, знаток московских храмов — какое уж тут жнивье, прясло… И, разумеется, никакой унылости: живой при любых несчастьях, страстный, говорливый, романтически возвышенный… Духовное светило русской культуры, классик русской словесности.

1822, 16 (по новому стилю 28) июля — в Москве близ Страстного монастыря у мешанки Татьяны Андреевны (девичья фамилия неиз­вестна) родился сын Аполлон; она официально вышла замуж за отца Аполлона дворянина Александра Ивановича Григорьева че­рез полгода после рождения сына.