Я провожу время серо, отчасти из-за скудости средств. Но Ваши 5 т<���ысяч> (от Альперина) вышлю по Вашему первому требованию, если Вам надо, и постараюсь еще найти какого-нибудь мецената. (Кстати, тут есть Столкинд [160], мил<���л>иардер, который встретил меня на утро моего грабежа и весьма участливо сказал: «Если Вам нужна 1000 фр<���анков>, я к Вашим услугам»!) Ваши стихи в Н<���овом> Ж<���урнале> очень оценил [161], правда, и сверх-дуру Берберову начал читать и бросил, – хотя стоило бы о ней написать серьезно, в ответ на весь ее профессорский вздор [162].
До свидания, bien chere amie. Когда Люшон и как Люшон (в смысле денег)? Представьте, несмотря на финансовую ночь и неизвестность, я трепыхаю как птичка от радости, что осенью не должен ехать в Манчестер. Пишите об ухе и вообще. Даже с ламентациями, за которые Вы просите «простить», будто я грубая свинья, не понимающая одинокого женского сердца.
Ваш Г.А.
<���конец ноября – начало декабря 1961>
Bal. 52-92
Дорогая Madame
Мне сейчас звонил Вырубов: «Одоевцева больна, не будет, а я приготовил фиалки и чай!» Даже голос был взволнованный. Он немножко сумасшедший: в последний раз говорил «ну, что я могу сделать? ну, как мне эта история неприятна!» – а теперь опять, как при первом моем разговоре с ним, – tout feu et flamme [163]. Пойди, разбери! Во всяком случае позвоните ему, когда поправитесь, раз он для Вас готовит фиалки.
Но что с Вами? Просто «не в себе», или правда больны?
Вот я болен. Сижу в черных очках, и от глаза болит голова конечно, я выхожу, но без удовольствия. А докторша назначила мне рандеву на 12 декабря, раньше занята!
Засим, до свиданьица.
Следующая наша встреча, com me convenu [164], с обедом.
Позвоните, дабы условиться. Когда Терапиано напишет об Оцупе? О Смоленском написал, а Оцуп имеет приоритет (по-моему всяческий, хотя Вы, кажется, не согласны) [165].
Ваш Г.А.
Nice
4, avenue Emilia
chez M. Heyligers
10 февр<���аля> 1962
Дорогой друг Madame
Я прочел «На берегах Невы» [166]с удовольствием, вниманием и всякими другими чувствами того же рода. «Продолжайте, mademoiselle!» [167]Правда очень хорошо, Гумилев особенно. И о Ваших чувствах при лицезрении Ахматовой тоже. Я думаю, что Ваша книга – ежели книга будет! – останется надолго, как памятник и свидетельство среды, эпохи, правда, чуть-чуть сумасшедшей. Но это от Вас не зависит, в те годы все чуть-чуть сошли с ума, и мы с Вами в том числе.
Одно только замечание, мелкое, и разрешите старому стилисту к этому придраться. Не пишите «сумею», «смогу». В особенности – «сумею». У Вас, конечно, это употреблено логически-приемлемо: не сумею сказать (можно и не уметь сказать). Но теперь говорят: «я не сумею Вам завтра позвонить», и это ужасная Одесса. «Смогу» тоже скверно. Всегда можно повернуть фразу так, чтобы обойтись без этих прелестей.
Как живется Вам, как можется? [168]Мои дела сильно хуже, mais on garde bon espoir [169]. «Ницца – рай», как сказал Гоголь [170], и это верно. Но одной погодой человек жить не может.
До свидания, cherie. Желаю успеха на вечере Жоржа [171]. И вообще, т е. не только на вечере.
Ваш Г.А.
<18 июня 1962 года> [172]Понедельник
Madame cherie
Невозможно в четверг: во-первых, будет забастовка, а во-вторых – доклад Зубова [173]у масонов, а я обещал ему быть и совсем забыл.
Предлагаю в субботу, т. е. 23-го, и не Covention [174], ибо я не уверен, что тот ресторан существует, a metro Cadet, где рядом «Сима». Кстати, Вам это и удобнее. Буду Вас ждать у кассы (надеюсь, она там одна!) в 7 Ѕ ч<���асов> вечера.
Молчание – согласие.
Ваш Г.А.
Nice
4, av. Emilia
chez Mme Heyligers
21/VII-1962
Дорогая Madame, прибыл в Ниццу после долгих и суетных блужданий по заграницам. В Мюнхене у Бахраха [175]тщетно ждал обещанного «скрипта» о Тэффи [176]. Почему Вы его не прислали, – или, если прислали, то уже поздно, после моего отъезда оттуда? Бахрах настроен благожелательно, но одно дело — разговор личный, другое – когда он предоставлен сам себе и, comme on le dit [177], в ус не дует. Знаете Вы его так же, как и я. Кстати, он очень одобрил тему о Тэффи, п<���отому> что это связано с датой ее смерти и, значит, актуально. Но о другом – ничего определенного не знает и не говорит: все зависит от Вас и от присланных Вами статеек.
Зато Лида Червинская [178]сказала нечто определенное. Она заведует «женской страничкой» и раз в неделю должна составлять нечто, касающееся женских интересов, в частности о Париже. Она должна быть в Париже в октябре и хочет с Вами поговорить о сотрудничестве. Pourqoi pas? [179]В смысле напряжения мозгов это легче, чем о Сартре [180], а деньги те же. У нее что-то делала Ваша подруга Вега [181], но, кажется, исчезла.
Читать дальше