Донна Мабри - Мод [Откровенная история одной семьи]

Но больше всего меня напугали слова доктора. Теперь некому было обо мне позаботиться, кроме Хелен, — других родственников у меня не осталось. И ради собственного благополучия я должна была заботиться о ней, следить за тем, чтобы с ней ничего не случилось.

Спустя какое-то время дом наконец затих и стало темно, а вскоре и мои слезы прекратились, и злость во мне улеглась. Я встала и взяла малыша из люльки. Затем снова легла на свою импровизированную постель, обнимая ребенка. Но всю эту страшную ночь я не могла сомкнуть глаз до самых первых лучей солнца.

Утром я проснулась от голосов, доносившихся из соседней комнаты. Не шевелясь, я прислушалась, пытаясь разобрать слова. Тут дверь в спальню отворилась, и вошла жена священника, сестра Кларк. В руках у нее была какая-то одежда. Они с братом Кларком служили в Церкви Святости, которую посещала моя семья. Это была милая, жизнерадостная женщина, чуть постарше Хелен, со светло-русыми волосами, зелеными глазами и ласковыми руками. Она положила одежду на край люльки, присела рядом с моей импровизированной постелью и взяла меня за руку.

— Мод, пора вставать. Нужно готовиться к похоронам.

Я не пошевелилась, лишь взглянула на нее. Сестра Кларк взяла ребенка из моих рук.

— Нужно отнести его в похоронное бюро, Мод, надо его приготовить. А ты иди умойся. Я тут принесла тебе кое-какую одежду. Это от твоей подруги Сюзан — она захотела с тобой поделиться. Ведь всё ваше имущество сгорело.

Я встала.

— Всё-всё?

Сестра Кларк сочувственно кивнула.

— Дом сгорел дотла.

Я вспомнила красивое синее платье, что мама сшила мне на день рождения, расшитое бабочками по подолу и краям рукавов. Я надевала его всего один раз. Теперь его больше нет — как и моей куклы с фарфоровой головой. С ней я уже не играла, и все же мне было больно осознавать, что я больше никогда ее не увижу.

Сестра Кларк тоже держала малыша так, будто бы он был живым, и я испытала к ней прилив симпатии. Она вздохнула.

— Учитывая обстоятельства, праздничного бдения не будет. В десять часов в церкви состоится служба.

Я взяла платье, что она принесла. Оно оказалось немного велико, но грех было жаловаться. Сестра Кларк погладила меня по голове.

— Вот и умница. Я останусь с Хелен до окончания похорон. Она не в состоянии идти на службу. Какое-то время ей понадобится твоя забота. Когда оденешься, я покажу, что нужно будет делать.

Потупившись, я кивнула и пообещала себе, что сделаю все, что смогу, для своей сестры, — и потому, что любила ее, и потому, что без Хелен у меня совсем никого не останется и некому будет обо мне позаботиться.

Сестра Кларк осталась с ребенком. Я отправилась на кухню, набрала в таз воды и отнесла в ванную. Там я сняла одежду, в которой была со вчерашнего дня, и вымылась. Затем надела одежду Сюзан, что принесла мне сестра Кларк.

Одевшись, я вышла и села на крыльцо. Оттуда было хорошо видно, как снуют из спальни Хелен и обратно сестра Кларк и Томми. Лишь один раз я встала — когда Томми оставил дверь спальни открытой. Я тихонько подкралась к двери и заглянула. У постели сидела сестра Кларк и читала вслух Библию. Глаза Хелен были закрыты, будто она спала. Грудь ее мерно вздымалась и опадала, на щеках выступил легкий румянец. Мне стало легче, и я вернулась на свое место и сидела, пока не вернулся Томми. Он сказал, что пора идти. Под глазами у него залегли круги, лицо осунулось.

Когда мы вышли, я взяла его за руку:

— Она поправится, Томми.

Он слабо улыбнулся мне в ответ.

— Ну, раз ты так считаешь…

В тот день Церковь Святости показалась мне не такой, как всегда. Всю свою жизнь я с нетерпением ждала службы. Хор пел светло и радостно, — кроме воскресной заутрени, посвященной Тайной Вечере, когда пели «Преломи хлеб жизни». Они радостно били в ладоши, а потом люди вставали и рассказывали о том, как добр к ним был Господь и как Иисус спас их и изменил их жизнь.

Иногда после проповеди кто-то подходил, чтобы покаяться в каком-нибудь грехе. Мне всегда было интересно, что они такого натворили, но однажды, когда я спросила об этом маму, она шикнула на меня и сказала, что это не касается никого, кроме Бога и грешника. Меня этот ответ устроил.

В тот день не было ни радости, ни веселых песнопений, никто не хлопал в ладоши — только на протяжении всей службы раздавался тихий женский плач. Брат Кларк, как мог, утешал нас. Он был из тех людей, которые немедленно вызывают доверие. Светловолосый, голубоглазый, миловидный. Лет ему было около тридцати. У него было крепкое, мускулистое тело — не от чтения Библии, которому он посвящал каждый день, но от работы на родительской ферме.