Вадим Кирпиченко - Разведка - лица и личности

Все пятнадцать лет пребывания Сахаровского на посту начальника разведки я регулярно докладывал ему оперативные дела, связанные с Египтом, арабскими и африканскими странами. Часто присутствовал во время приема начальником разведки наших послов в этих странах. На послов он всегда производил положительное впечатление, так как очень конкретно ставил перед ними вопросы, касавшиеся наших общих интересов.

Говорил он просто, ясно, мысли выражал четко и лаконично, отчего слова его надолго запоминались. Случилось так, что еще в качестве заместителя начальника разведки Сахаровский давал мне напутствие перед выездом в первую долгосрочную загранкомандировку. В числе других полезных советов рассказал, как следует готовиться к проведению встреч с агентурой и изучаемыми лицами из числа иностранцев. Говорил вроде бы уже известные мне вещи, но формулировал их так, что его наставления я запомнил почти дословно и не только сам следовал им, но и использовал их позже в беседах с молодыми сотрудниками.

Действительно, тщательная подготовка к встречам с интересующими разведку иностранцами имеет громадное значение и свидетельствует о высокой профессиональной культуре разведчика. Можно утверждать, что как встреча подготовлена, так она и пройдет. Гарантия успеха встречи, получения интересной информации и оказания морального воздействия на собеседника закладываются уже в процессе подготовки. В этом состоит один из простых секретов результативной работы разведчика.

Будучи сам скупым на слова, Александр Михайлович требовал от сотрудников, выступавших с докладами, отчетами и сообщениями на служебных совещаниях, точности и ясности изложения. Если выступавший растекался мыслию по древу или начинал свое повествование слишком издалека — от залпов «Авроры», как у нас говорилось, — Александр Михайлович спокойно, без ехидства и иронии говорил: «Вы плохо подготовились к выступлению, пока садитесь и учтите это на будущее».

Отметив свое шестидесятилетие, Александр Михайлович стал быстро сдавать, и в главке уже начали поговаривать о возможности его близкой замены.

В последнюю заграничную командировку (и единственную, кстати, в «несоциалистический» мир) начальника ПГУ сопровождал я. Дело было в марте 1970 года. Предстояли переговоры с руководством Службы общей разведки и военными контрразведчиками Египта по обеспечению безопасности прибытия в страну наших ракетчиков и военной техники. Я выступал в качестве советника, так как в течение нескольких лет выполнял миссию офицера связи с египетскими спецслужбами, переводил беседы и в какой-то мере был гидом во время поездок по Египту.

Чувствовал себя Александр Михайлович неважно, жаловался на постоянные головные боли. Переговоры с египтянами проходили тяжело и нервно. Поездки в Александрию и Асуан были для него утомительными, а запланированную поездку в Луксор и Карнак вообще пришлось отменить. Накануне отъезда из Египта Александр Михайлович положил руку мне на плечо, вздохнул, посмотрел с грустью на пирамиды и изрек: «Да, поздновато я начал ездить по заграницам!»

Когда после возвращения мы докладывали Ю.В.Андропову о результатах поездки, Александр Михайлович еще раз раскрылся как прямой и честный человек. Рассказав Андропову о трудных переговорах, о том, что не получил от египетских партнеров ответов на прямо поставленные вопросы, Сахаровский заявил председателю КГБ: «Таким образом, можно считать, что мне не удалось выполнить те задачи, которые на меня возлагались, и моя миссия положительных результатов не дала!» (Надо сказать, что египетскую сторону в тот раз представляли действительно недоброжелательные собеседники: это были случайные люди, и они долго не задержались на своих постах.) Что же касается заявления Сахаровского председателю КГБ, то это был единственный случай в моей служебной практике, когда руководитель такого уровня при докладе прямо заявил, что ему не удалось выполнить данное ему поручение. Обычно в подобных случаях использовалась какая-либо спасительная формула: «Несмотря на объективные трудности, удалось достичь некоторого взаимопонимания» или «Выявлены точки соприкосновения и поле общих интересов» и тому подобное.

Когда Александр Михайлович покидал разведку, он, прощаясь, сказал: «Я оставил здесь все — здоровье, друзей и любимую работу!» Уйдя на пенсию, он сохранял достаточно тесные связи с коллективом. Не было ни одного торжественного собрания, научной конференции или встречи с ветеранами, на которых бы он не присутствовал. Регулярно, не реже раза в месяц, заходил ко мне на чашку кофе, но встречи эти уже были овеяны безысходной грустью. Любые воспоминания о прошлых делах, о людях «из прошлого времени» вызывали у него слезы, трудно было найти тему, на которую с ним можно было бы спокойно говорить. От его самообладания ничего не осталось, казалось, передо мной совсем другой человек, и видеть это было тяжело.