Тензин Гьяцо: Свобода в изгнании. Автобиография Его Святейшества Далай Ламы Тибета.

Ребенок узнал его и закричал: "Сера-лама, Сера-лама". Сера — назывался монастырь, из которого был Кевцанг Рин-поче. На следующий день они уехали — но через несколько дней вернулись в качестве официальной делегации. На этот раз они захватили с собой некоторые вещи, принадлежавшие моему предшественнику, и несколько похожих вещей, но ему не принадлежавших. Во всех случаях ребенок правильно определил вещи, которые принадлежали Тринадцатому Далай Ламе, говоря: "Это мое. Это мое". Поисковая группа почти уверилась, что нашла новое воплощение. Но был еще другой кандидат, на которого следовало взглянуть, прежде чем выносить окончательное решение. Однако не прошло много времени, как новым Далай Ламой признали мальчика из Такцера. Этим ребенком был я.

Нет нужды говорить, что об этих событиях я помню не очень много. Я был слишком мал. Хорошо запомнился мне только человек с проницательным взглядом. Оказалось, это был взгляд Кенрап Тэнзина, который стал моим Хранителем Одежд и позже учил меня писать.

Как только поисковая группа пришла к выводу, что ребенок из Такцера — истинное воплощение Далай Ламы, об этом было сообщено в Лхасу Регенту. Официальное утверждение должно было придти через несколько недель. До тех пор мне полагалось оставаться дома. Тем временем местный губернатор Ма Буфэн стал чинить нашей семье неприятности. Однако в конце концов, родители отвезли меня в монастырь Кумбум, где я был торжественно принят на церемонии, которая происходила на рассвете. Я запомнил это прежде всего потому, что удивился, когда меня разбудили и одели до восхода солнца. Еще помню, что я сидел на троне.

Так начался довольно безрадостный период моей жизни. Родители пробыли со мной недолго, и вскоре я остался один в новом незнакомом окружении. Нелегко маленькому ребенку быть отлученным от родителей. Однако, в этой жизни в монастыре у меня имелось два утешения. Во-первых, там уже находился самый младший из моих старших братьев, Лобсан Самтэн. Несмотря на то, что он был только тремя годами старше меня, Лобсан взял на себя заботу обо мне, и вскоре мы крепко подружились. Вторым утешением являлось то, что его учителем был очень добрый старый монах, который часто брал меня на руки под свою накидку. Помню, однажды он дал мне персик. Но все же большей частью мне было довольно грустно. Я не понимал, что значит быть Далай Ламой. Насколько я знал, я был лишь одним из многих маленьких мальчиков. Не было ничего необычного в том, что дети поступали в монастырь в самом раннем возрасте, а обращались со мной точно так же, как и со всеми другими. Самое неприятное воспоминание — об одном из моих дядей, который был монахом в Кумбуме. Однажды вечером, когда он сидел, читая молитвы, я уронил его книгу с текстами. Книга, как принято до сих пор, не была переплетена, и страницы разлетелись во все стороны. Брат моего отца схватил меня и хорошенько отшлепал. Он очень рассердился, а я был в ужасе. После этого случая меня буквально преследовало его почти черное рябое лицо и свирепые усы. Да и позже, когда мне доводилось встречать его, я очень пугался.

Когда стало ясно, что в конце концов я вновь окажусь с родителями и мы вместе отправимся в Лхасу, я стал смотреть на будущее с большим воодушевлением. Как и всякий ребенок, я дрожал от восторга, предвкушая путешествие. Ждать, однако, пришлось около восемнадцати месяцев, потому что Ма Буфэн за разрешение взять меня в Лхасу затребовал большой выкуп. Получив его, он потребовал еще больше, но желаемого не достиг. Таким образом, я поехал в столицу только летом 1939 года.

Когда этот великий день наконец наступил, что случилось спустя неделю после моего четвертого дня рождения, я был преисполнен радости и оптимизма. Отряд собрался большой. В него входили, кроме моих родителей и брата Лобсан Самтэна, члены поисковой группы и какое-то количество паломников. Было еще несколько сопровождающих правительственных чиновников, а также масса погонщиков и проводников. Эти люди всю свою жизнь обслуживали караванные пути Тибета и были незаменимы во всяком долгом путешествии. Они точно знали, где переправиться через реки и сколько времени занимают переходы через горные перевалы.

Через несколько дней пути мы покинули область, которой правил Ма Буфэн, и тибетское правительство официально объявило о признании моей кандидатуры. Мы вступили в одну из самых безлюдных и прекрасных местностей в мире: гигантские горы, окаймляющие необъятные равнины, пробираясь через которые, мы выглядели ползущими мошками. Иногда встречались ледяные потоки талой воды, через которые мы с плеском переправлялись. Каждые несколько дней пути попадались крошечные поселения, разбросанные среди ярко-зеленых пастбищ или словно вцепившиеся пальцами в склон горы. Иногда вдали показывался монастырь, как будто чудом вознесшийся на вершину скалы. Но большей частью кругом расстилалось бесплодное необитаемое пространство, и лишь свирепые пыльные ветры и жестокие градоносные бури напоминали о жизненных силах природы.