Олег Тиньков - Я такой как все

Тогда ему было 26 лет, и он ещё только начинал свой непростой путь в бизнес-элиту.

Бизнес между тем шёл хорошо. В конце 1995 года мы с Риной и Дашей смогли переехать в новую квартиру на Каменноостровском проспекте. В величественном доме, где потом жильё купил сын губернатора Яковлева. Квартира стоила 250 тысяч долларов – это был большой скачок для меня. Когда делали ремонт, мы с дизайнером поехали в Сан-Франциско. И всё – от мебели и гипрока до тарелок и ложек – я привёз из США. Три контейнера забил!

25 декабря 1995 года команда «Техношока» празднует моё 28-летие

А 31 декабря мы полетели с Олегом Леоновым из «Юнилэнда» и его женой в Шамани. Олег уже очень хорошо катался на лыжах, а я впервые встал в 28 лет – не думайте, что это поздно. Я просто влюбился в горы и с тех пор достиг неплохих результатов. А ещё запомнился звонок Андрея Суркова 1 января 1996 года: он поздравил нас с Новым годом и сказал, что накануне, 31 декабря, наш магазин на улице Маяковского наторговал на 100 тысяч долларов. Люди покупали себе подарки, а я становился богаче.

Бизнес разрастался, и я решил привлечь профессионального менеджера с западным опытом. По объявлению в газете San Francisco Chronicle мы с Алексом Корецким вышли на Серджио Гуцаленко, русскоговорящего американца, имевшего опыт работы в Procter & Gamble и Woolworth. Я взял его на работу, и какое-то время он выступал в должности президента «Петросиба». Серджио выглядел очень презентабельно, говорил на трёх языках, и, чтобы упрочить наш имидж, я назначил его президентом компании.

Пока я был занят «Техношоком», в стране незаметно происходил эпохальный передел собственности – залоговые аукционы. По этой схеме банки – зачастую с помощью средств государства, хранящихся на их счетах, – получали в распоряжение огромные предприятия, созданные общенародным трудом в Советском Союзе. Идею предложил глава «Онэксимбанка» Владимир Потанин. Банку в итоге достался такой лакомый кусок, как «Норильский никель»; контрольный пакет обошёлся всего в 170 млн долларов. Борис Березовский и Роман Абрамович за 100 миллионов долларов получили контроль над «Сибнефтью». Михаил Ходорковский с партнёрами за 150 миллионов долларов забрал «Юкос». И так далее. Лучшие предприятия, которые десятилетиями создавали наши отцы, ушли к молодым финансистам – Абрамовичу тогда было 29 лет, а Ходорковскому – 32. Я, разумеется, не считал и НЕ СЧИТАЮ это справедливым.

В 1996 году опять началась политическая нестабильность. Перспектива прихода к власти коммунистов выглядела очень реалистично, учитывая крайне низкую популярность Бориса Ельцина. Но вся государственная машина стала работать на то, чтобы вновь избрать его президентом. Идея была простой: агитировали скорее не за Ельцина, а против Зюганова, которого ассоциировали с возвращением Советского Союза. Отсюда слоганы – «Голосуй сердцем!», «Голосуй или проиграешь!». Кремлю нужно было привлечь на избирательные участки молодёжь, которая не станет голосовать за коммунистов. И Кремль достиг цели. Молодые люди стали бояться победы коммунистов. Мэр Петербурга Анатолий Собчак перед выборами 1996 года говорил мне так: «Два локомотива несутся навстречу друг другу. Если они сойдутся, это будет трагедия для страны. Надо развести локомотивы, нельзя позволить коммунистам взять реванш. Все идите голосовать!»

Торговля техникой перестала приносить ощутимую прибыль, и я задумался о новых видах бизнеса

Правда, сам Собчак до выборов в должности мэра продержаться не сумел. 19 мая в первом туре он победил своего бывшего заместителя Владимира Яковлева (29 против 21,6 процента голосов), но перед вторым туром проигравшие кандидаты выступили против Собчака. В понедельник 3 июня я проснулся и по радио услышал, что на выборах с отрывом в 1,7 процента голосов победил Яковлев. Мне тут же представился раздавленный Собчак, этот вальяжный, аристократичный человек. В каком состоянии он должен был выйти из своего дома на Мойке, сесть в машину и ехать в Смольный? Раздавленный не потому, что придётся снять мигалку и пересесть с синей государственной «Вольво 740» на частную машину, а потому что проиграли его либеральные идеи.