Петр Григоренко: Сборник статей

Столь катастрофический опыт указывал на то, что обращаться в компартии западных стран не только бесполезно, но и небезопасно. Однако коммунисты моего поколения были воспитаны в глубоком доверии к тем, кого мы считали соратниками. Поэтому жена моя - Григоренко Зинаида Михайловна, дочь старого большевика и сама коммунистка - обратилась в июне 1969 года к находившимся в то время в Москве на международном совещании коммунистических и рабочих партий генеральным секретарям ваших трех партий. Но Вальдек Роше, Луиджи Лонго и Джон Голан не нашли возможности откликнуться на призыв о помощи коммунистки, мужа которой (тоже коммуниста) в это время избивали в подвалах Ташкентского КГБ по распоряжению людей, которые тоже называют себя коммунистами. Стало ясно, интересы взаимоподдержки руководителей компартий поставлены выше интересов движения и писать, следовательно, бессмысленно.

Но вот из передач Би-Би-Си на русском языке я узнал, что французская и итальянская компартии сделали заявление, что если они придут к власти, то сохранят многопартийную систему, а компартия Великобритании на своем последнем съезде приняла резолюцию, в которой призывает КПСС дать возможность свободно высказываться всем инакомыслящим, в том числе и примыкающим к немарксистским течениям.

Это сообщение Би-Би-Си вселило в нас, коммунистов, обеспокоенных судьбой коммунистического движения, хоть слабую искорку надежды на то, что наметился выход из глухого тупика, в который завела это движение политика тоталитаризма. Мы не знаем, насколько серьезен этот поворот от тоталитаризма к плюрализму. Но если это не тактический ход в борьбе за власть внутри своей страны, то мы обязаны высказаться, обязаны заявить, что упомянутое заявление и резолюция съезда назвали как раз то главное, чего не хватает советскому обществу. Только потому, что в советском обществе отсутствовала свободная борьба мнений, было до предела заторможено развитие науки. Теория относительности Эйнштейна была названа мракобесием, генетика - мистикой, кибернетика - буржуазной лженаукой. Ряд лет на творчество в этих областях знаний, как и в ряде других, было наложено строгое "табу". Особенно пострадала наука об обществе. Партийная бюрократия вообразила, что эту науку можно развивать директивами, резолюциями, постановлениями, что научные выводы из опыта могут исходить только от вышестоящих партийных учреждений и должностных лиц. В результате развитие общественной науки остановилось. Практика по ряду важнейших вопросов ушла совсем не по тому пути, который был намечен классиками марксизма-ленинизма (особенно яркий пример "учение о государстве"), но никто даже не пытается исследовать причины этого.

Хотя нет! Находятся смельчаки. Пытаются. "Награда" - лагерь, тюрьма или, как для Л. Плюща, спецпсихбольница.

Всем, а марксистам в особенности, должно быть ясно, что теорию развивают не служилые люди, не партийные учреждения, а ученые-теоретики, которые в своих выводах не должны зависеть от партийного аппарата и властей. Даже в физике теоретики и экспериментаторы, хоть и связаны между собой теснейшим образом, выполняют различные функции. Тем более в науках об обществе, где эксперимент ведется на живом общественном организме, над десятками и сотнями миллионов людей, особенно важны свободное творчество и широкое обсуждение теоретических выводов, и экспериментаторы, т.е. практические руководители общественного развития, должны находиться под строгим контролем своего народа. Только отсутствие теоретической работы, независимость партийно-государственного аппарата от контроля масс могли привести к уничтожению тех десятков миллионов людей, о которых с такой потрясающей убедительностью рассказано в "Архипелаге ГУЛаг". Марксистам особенно непростительно то, что они столько времени не вспоминали важнейшее марксистское требование - независимость теоретической работы от партийного аппарата. Маркс и Энгельс, чтобы быть независимыми в теоретической деятельности, формально в партию не вступали и ее решения обязательными для себя не считали. Ленин являет собой единственный пример совмещения в одном лице теоретика и экспериментатора. Долгое время ему удавалось, будучи активнейшим практиком, вести теоретическую работу независимо от партийных решений. Но до конца не удалось удержаться и ему. Практик перевесил. Именно по его инициативе 10-й съезд принял резолюцию, которая в последующем послужила основанием для полного запрета теоретической деятельности.