Михаил Филиппов - Осажденный Севастополь

Маршалу Сент-Арно было в то время немногим более пятидесяти лет, но тяжкая болезнь, от которой он оправился лишь за день до высадки, надломила его силы и состарила его.

Сент-Арно был одним из главных участников государственного переворота, создавшего империю Наполеона III и ознаменованного избиением нескольких тысяч мирных граждан на парижских бульварах. В награду за этот подвиг Сент-Арно был сделан военным министром, а с началом Крымской кампании назначен главнокомандующим. Прошлое этого человека было не безупречно. Он запятнал себя неслыханными жестокостями, совершенными во время алжирского похода. Не говоря уже о расстреливании и обезглавливании, он закапывал живых людей в землю. Но теперь маршал вел войну не в Африке и подвергался беспрестанному контролю со стороны английских генералов и корреспондентов. Честь Франции была, следовательно, поставлена на карту. Маршал стал представителем самых гуманных идей. Два зуава, уличенные в убиении неприятельской курицы — одной из любимых куриц бедной Веры Павловны, — были немедленно арестованы и преданы суду, и лишь потому, что это были зуавы, маршал ограничился сравнительно нестрогим наказанием — арестом. Но вообще солдатам было объявлено, что за мародерство их будут расстреливать без всякой пощады.

Сойдя с коня, маршал полюбопытствовал осмотреть дачу, носившую ясные следы недавнего пребывания своих обитателей. Офицеры, сопровождавшие Сент-Арно и воображавшие себе Крым чем-то вроде калмыцкой степи, были крайне изумлены признаками несомненной цивилизации — двумя записочками на довольно хорошем французском языке, писанными мелким женским почерком. В зале стояло фортепиано, и даже раскрытые ноты остались на подставке, один из офицеров, умевший петь, не утерпел и, сев за фортепиано, начал напевать мелодию и наигрывать аккомпанемент: то был один из многочисленных тогдашних патриотических романсов на тему: царь, отечество и православие. Француз, не понимая слов и играя мотив, вообразил, что это отрывок из какой-нибудь духовной оперы, и захлопнут ноты, так как был отъявленным врагом клерикализма.

— Прошу вас, господа! — внушительно сказал Сент-Арно, — чтобы все в этом доме до окончания войны оставалось совершенно в таком же виде, в каком найдено нами. Ни одна вещь, за исключением случаев крайней необходимости, не должна быть переставлена с места на место. Вы должны подавать пример солдатам и доказать как нашим союзникам, так и врагам, что Франция сражается с армиями, но не с гражданами.

Отсюда французский главнокомандующий прибыл и в самый Контуган. Оставшийся здесь управляющий жаловался, что французские солдаты рубят деревья. Эти солдаты не были зуавы, и Сент-Арно велел произвести строгое следствие. Двое виновных были арестованы, и по приказанию маршала их жестоко вздули линьками.

IX

Третьего сентября князь выехал из Севастополя в сопровождении своей свиты на позицию при реке Алме. Настоящего штаба у князя не было. В строгом смысле и сам князь еще не имел определенного назначения: войска подчинялись ему как старшему в чине; свиту князя составляли люди самые разнокалиберные. Был тут штаб-офицер Вунш [63] Вунш В. - генерал-майор, и. д. начальника штаба А. С. Меншикова и интендант. , был один чиновник инженерного департамента, были адъютанты из числа петербургской золотой молодежи: Панаев, Грейг, Веригин, Вилленбрандт, Сколков [64] Сколков Иван Григорьевич — генерал-лейтенант, в 1853 году полковник корпуса штурманов, участник Синопского и Альминского сражений. . Из ординарцев один лишь известный нам лейтенант Стеценко был человек довольно солидный; другие — князь Ухтомский и Томилович — походили на молоденьких пажей, особенно Томилович, пухленький, розовенький, с несформировавшимся козлиным голосом. В этой компании такой офицер, как кирасирский штаб-ротмистр Жолобов, только что окончивший военную академию, был весьма солидным человеком.

Князь Меншиков со своим импровизированным штабом ехал в самом веселом расположении духа без отдыха до самой реки Качи. На правом берегу этой реки находился хутор богатого помещика; последний, узнав о высадке неприятельской армии, поспешно уложил свои чемоданы и ускакал в Симферополь. На хуторе остался лишь старик эконом с кухаркой, которая готовила для людской, и несколькими слугами. Первоначально слуги думали, что идут турки, и крайне обрадовались, увидя своих. Радость эта немного уменьшилась тем обстоятельством, что казаки, составлявшие конвой князя, бесцеремонно стали тащить сено и овес для своих и офицерских лошадей, а на протесты эконома ответили обещанием вздуть его нагайками.