Но у Гринберга были теперь задачи поважнее, и он не мог отвлекаться от главных сражений, чтобы нянчиться с Поллоком. Чем больше он наблюдал за деградацией своего фаворита, тем яснее понимал, что рисковать своей репутацией из-за беспробудного пьяницы глупо и опасно. В те несколько лет, когда Поллок начал сдавать позиции и от творческого фонтанирования конца 1940-х остался жалкий ручеек, Гринберг тихо отошел в сторону. Правда, в 1952 году он организовал ретроспективу Поллока – выставку из восьми картин в Беннингтонском колледже в Вермонте. И написал две статьи, чтобы привлечь внимание к выставке Поллока в галерее Бетти Парсонс в конце 1951 года. Но до этого он три года подряд не писал рецензий на творчество Поллока. А когда Поллок, разочаровавшись в Бетти Парсонс, вернее, в ее способности найти покупателей на его работы, переметнулся к Сидни Дженису (который еще раньше стал агентом де Кунинга) и тот устроил у себя его первую выставку, Гринберг походя назвал ее «хлипкой».
Каждому художнику, говорил Гринберг, «отпущен свой срок», так вот у Поллока «срок вышел». Гринберг не откликнулся ни на выставку у Джениса, ни на следующую выставку Поллока в 1954 году. А в 1955-м, когда дела у Поллока шли хуже некуда, он разразился статьей в «Партизан ревью» и во всеуслышание объявил, что Поллок растерял свой дар – что его последние работы «натужны», «вымученны» и «напомажены», что в творческом плане он иссяк.
В рецензии на выставку Поллока в галерее Сидни Джениса в 1955 году молодой критик Лео Стейнберг отмечал, что «творчество Поллока больше, чем любого другого художника, стало своеобразным паролем; я слышал, как на одном публичном собрании из зала крикнули: „А что вы думаете о Джексоне Поллоке?“ – таким тоном, будто спрашивали: „Вы с нами или против нас?“» По мнению Стейнберга, само творчество художника лишало подобные вопросы всякого смысла: картины Поллока – «подвиг Геракла… свидетельство смертного боя творца с его искусством». Но к этому времени почти все, кто мало-мальски знал Поллока, едва ли способны были разглядеть в нем Геракла, зато воочию видели опустившуюся, жалкую личность.
Поллок продолжал нарываться на драки. Однажды в «Кедре» он довел де Кунинга до того, что тот врезал ему и в кровь разбил губу. Их обступили и стали подначивать Поллока ответить обидчику тем же, но Поллок не поддался на провокацию. «Чтобы я ударил художника?» – возмутился он.
Нижней точкой в личных отношениях художников стало лето 1954 года. В один из летних дней де Кунинг с друзьями поехал помогать Брайдерам, Кэрол и Дональду, с переездом. Магазин Брайдеров с названием «Дом книг и музыки» пользовался большой любовью художников и поэтов. (Кстати, своего сына они назвали Джексоном – в честь Поллока.) Де Кунинг надеялся заодно разжиться кое-какой мебелишкой для своего съемного «Красного дома» по соседству, в Бриджхэмптоне. Пока де Кунинг отсутствовал, к нему в «Красный дом» явился подвыпивший Поллок. Он был явно не в духе, и ничего хорошего это не предвещало. Элен позвонила мужу и попросила его скорее ехать домой. Де Кунинг и его лучший друг Франц Клайн сразу примчались и, как рассказывала Элен, «обхватили Джексона спереди и сзади и затеяли возню» – Поллок брыкался, они не разжимали рук; неуклюже перетаптываясь, они потащили его прочь со двора к тропинке, которая за долгие годы сильно просела. Поллок оступился и тяжело рухнул на землю, увлекая за собой де Кунинга. Тот придавил его своим весом, и в результате Поллок сломал лодыжку.
До конца лета он не мог самостоятельно передвигаться. Он и без того был в нелучшей физической форме, а тут еще травма… Теперь он полностью зависел от Краснер, которая совсем недавно вновь занялась собственным творчеством (разрезая на ленты свои старые холсты и отвергнутые работы Поллока, она создавала коллажи, отчасти вдохновленные Матиссом). Тягостная зависимость – теперь уже не только психологическая, но и физическая – была постоянным источником раздражения и зависти к творческим усилиям жены. Физическая беспомощность, а также тот факт, что все вокруг прекрасно знают, отчего он дошел до такого состояния, заставляли его признать свое сокрушительное поражение по всем статьям.
Какую бы незримую героическую борьбу ни вел он раньше, сейчас Поллок был зримо повержен. Через год в ходе очередной дурацкой потасовки он снова сломал свою злосчастную ногу. Но тот, первый перелом – Поллок на земле, де Кунинг на нем – странным образом символизирует новую расстановку сил в их отношениях.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу