«… Кто это заводить дерзает,
О нашем рабстве разговор?...»
На основании своего актерского опыта (как ни как, уже две роли) я понял что главный человек в театре, это не режиссер и не критик, но зритель и надо ориентироваться исключительно на него. Накануне, я очень удачно прочитал «Театр» Уильяма Сомерсета Моэма и на меня произвело огромное впечатление то, как Джулия Ламберт привлекла к себе внимание зрителей красной шалью. И я решил предпринять нечто подобное. Поразмыслив на досуге, я пришел к выводу, что офицер гестапо в красной шали, это не совсем комильфо, и надо придумать что то другое… и придумал.
При режиссуре было определено, что психотип моего героя, должен соответствовать персонажу Великого Сергея Мартинсона в «Подвиге разведчика», этакий гротескный трусливо-глуповатый гестаповец. Я решил пойти от обратного… Я выбрал психотип Князя Болконского, с элементами мичмана Панина. Надо сказать, что по сюжету, мой персонаж показан всего дважды. Первый раз, в начале спектакля в своем кабинете, где я злобно приказываю начать карательную экспедицию и второй раз там же в конце спектакля, когда ко мне врываются партизаны, я трусливо прячусь от них под стол, и меня утаскивают казнить. Всю пьесу, хорошие персонажи периодически поминают мои зверства, но в реале их не показывают. Ну я и решил восполнить. Вместо ружья Станиславского, у меня был пневматический пистолет, подаренный накануне старым другом родителей и до поры, до времени, скрытый мною от общественности, хотя похвастаться, ну очень хотелось (если рассказать о том. как я протащил его на сцену и спрятал в своем служебном столе — Мюллер и Берия, повесятся от зависти).
И вот наступает финал. Толпа партизан врывается на сцену, потрясая деревянными муляжами ППШ и почти настоящим Дегтяревым. Партизаны героически орут о том как нехороший я разизнасиловал и расстрелял всех подпольщиц на деревне, и вот сейчас мне — гаду фашистскому, наконец за все обломится… и тут я достаю из ящика стола большой черный пистолет. Партизаны в запале продвинулись в мою сторону еще на пару метров, и я с удовольствием всадил заряд жеваной бумаги в лоб главному Павлику Морозову. Он побледнел, закатил глаза и роняя пулемет медленно опустился на пол. Я естественно завладел пулеметом и направив его на партизан, тоном не имеющим двойных толкований, потребовал удалиться туда, откуда они видимо пришли. Несмотря на шипящее подзуживание Литературши, партизаны не спешили меня хватать, но благодаря нестерпимому ужасу, у Мадам обострились умственные способности и она набрав в зале добровольцев, кинула их на сцену помогать партизанам против фашистов. А публика была в полном восторге. Жалко, что тогда еще не вышел на экраны Штирлиц, а то бы я публично объявил бы себя оным и возглавил данное формирование. Ну в общем под бурные аплодисменты, меня уволокли со сцены, и я стал ждать расстрела, но…
Спас меня старичок Актер. Он заявил, что Литературша плохой педагог, раз не разглядела в юном мне склонность к ролям героев, а не Митрофанушек и Фашистов. Литературша вспомнила разборку, по поводу поощрения циничным мною убийства Ленского и решила не связываться, хотя изначально вопила буквально следующее — «Сначала он над Пушкиным надругался, а теперь в пионеров стреляет». Жалко, что я по отроческой невинности, не смог понять тогда всей двусмысленности, данного замечания. А разборка по Ленскому была следующей… На Педсовет вызвали моих предков, вместе со мной естественно и после истеричного вступления Литературной Мадам, наша директриса (между прочим, большого ума женщина) спросила меня, а что я собственно имею против Ленского. И я выдал свою концепцию по данной теме…
—□Онегин являлся прогрессивным человеком, ведь вот что о нем сказано у Пушкина:
Ярем он барщины старинной,
Оброком легким заменил;
И раб судьбу благословил.
Зато в углу своем надулся,
Увидя в этом страшный вред,
Его расчетливый сосед .
То есть Онегин боролся против крепостничества, а Ленский и есть тот «расчетливый сосед» и стреляя в Ленского Онегин стрелял в крепостника и угнетателя народа и вообще, Демьян Бедный сравнивал Онегина с Дубровским, а Ленского нет. Преподы стали подозрительно коситься на Литературшу, и вопрос был снят.
А про Демьяна Бедного я тогда придумал. Ну а читать этого Кремлевского приживала, по фамилии Придворов толком так и не смог, не пошло.
В пионерский киножурнал, вошел только один эпизод из нашего спектакля, отгадайте какой?
Читать дальше