И этот день настал. Еще перед началом партии я увидел у Театра Лопе де Вега огромную толпу. И в обычные дни матч привлекал много зрителей, но столько, сколько в тот день, не собиралось ни разу. Я с грустью сказал Литвинову: «Наверно, пришли хоронить». Но едва выйдя из машины, я услышал крики: «Фуэрто!» («Успеха!»), «Фуэрто, Каспаров!» Поддержка севильцев прибавила мне уверенности. Эта гудящая толпа испанцев, провожавшие меня на решающий бой, напомнила мне о миллионах болельщиков на родине, веривших в меня и надеявшихся на чудо… Одна женщина, прорвавшись сквозь кордон полицейских, что-то сунула мне в карман. Уже в зале я обнаружил, что это изображение Святой Макарены — хранительницы города.
Было решено играть как можно спокойнее, не форсируя событий, чтобы втянуть соперника в медлительную, маневренную борьбу, в надежде, что где-то, стремясь к упрощениям, Карпов дрогнет.
«Думаю, чемпион мира, серьезно рисковавший сесть за шахматную доску в этом звании в последний раз (во всяком случае, на ближайшие три года), избрал единственно верную тактику, — писал Макарычев. — Так же, как двумя днями раньше его соперник, он разыграл закрытую дебютную систему, стремясь обезопасить себя в первую очередь от преждевременных разменов и форсирования упрощающих вариантов. Однако спортивное назначение такой стратегии было несколько иным. Если «стремящийся к ничьей» Каспаров порой начинал сбиваться с прямой дороги на непрагматично азартную игру в силу внутреннего отвращения к такому «стремлению», то Карпов не смог побороть естественное желание действовать «понадежнее», несмотря на многократно доказанную практикой пагубность такого курса.
Оба так хорошо чувствуют друг друга, что им иной раз куда легче «запрограммировать» соперника, чем справиться с отдельными свойствами своего характера». Что да, то да.
Я хорошо помнил свои ощущения перед последней партией московского матча, принесшего мне звание чемпиона. Тогда я больше всего страшился именно такой вязкой, затяжной игры, которая отдалила бы мой триумф. По счастью, Карпов в той партии навалился на меня всеми силами, вынудил защищаться, выискивать единственные ответы, то есть заставил решать конкретные задачи, тем самым сняв с меня весь груз психологических проблем. Я не стал допускать подобной ошибки и поставил Карпова психологически в наиболее неприятное положение. На протяжении всей партии он вынужден был мучительно выбирать, что же лучше: делать сильнейшие ходы или самые надежные? Карпов избирал безопасные пути; позиция его чуть-чуть ухудшалась, но все же была вполне защитимой…
Надеясь на легкую ничью, Карпов поздно почувствовал надвигающуюся опасность. Когда почувствовал — занервничал. Его залихорадило, он попал в цейтнот. В цейтноте мы обменялись ошибками. Сначала Карпов дал мне возможность провести решающую комбинацию, я не заметил ее. Затем он упустил ничью. После чего я вновь прошел мимо форсированного выигрыша, и партия была отложена в эндшпиле, в котором шансы на выигрыш и на ничью мне представлялись примерно равными. Хотя на практике спасти такой эндшпиль при настойчивости соперника далеко не просто. Как потом выяснилось, Карпов потерял веру в удачный исход партии и оценивал свои шансы более пессимистично — 30 процентов на ничью против 70 на выигрыш. Таким образом, на моей стороне было и психологическое преимущество.
Хотя анализ не показал ясных путей к выигрышу, на доигрывание я шел с одним желанием — победить. Выход на сцену только прибавил мне уверенности: встретившая меня овация убеждала, что моих болельщиков в зале намного больше.
Это доигрывание стало одним из самых запоминающихся моментов в моей жизни. Карпов не выдержал напряжения, быстро допустив решающую, на мой взгляд, стратегическую ошибку. И дальше четко, не дав сопернику ни единого шанса, я сумел довести партию до победы.
Поражение в 24-й партии, разбившее почти осуществленную мечту Карпова о возвращении на Олимп, сравнимо с психологическим нокаутом. К чести Карпова, надо сказать, что он сумел найти в себе силы появиться на состоявшемся через два часа закрытии матча и бесстрастно наблюдать за награждением своего «вечного» соперника. А вот на Кампоманеса и других руководителей ФИДЕ, съехавшихся в Севилью почти в полном составе, было больно смотреть. Крушение надежды на возвращение Карпова повергло их в отчаяние. «Будущее Кампоманеса и его ставленников написано на их лицах», — пошутил один из присутствующих…
Читать дальше