Поднималась новая волна. На смену Фронде пришла Жакерия. Неорганизованное движение крестьянства, некогда обреченное на поражение, вновь охватывает огромную территорию Франции, принимая невиданные доселе формы и переходя от стихийного бунта к революции. Пробуждается сознание. В наказы третьего сословия вносятся конкретные требования: отмена феодального строя и передача земли в частную собственность. Ревизия поземельной росписи, затеянная погрязшим в долгах дворянством, сыграла роль катализатора. При этом политические лозунги поражают своей незрелостью. Несмотря на пресс налогов и тяжесть барщины, восстают не против короля, а против сеньора. Революционная активность быстро сходит на нет: ночь 4 августа, декреты, упраздняющие феодальный строй, распродажа церковного имущества, рост цен, обгоняющий арендную плату, повышение, хотя и менее стремительное, оплаты труда батраков, зарегистрированное в отдельных регионах страны, — все это превратило французское крестьянство, по крайней мере известную его часть, в консервативную массу, приверженную, разумеется, революционным завоеваниям, однако уже готовую рекрутировать из себя батальоны, способные подавить пролетарские восстания XIX века.
Король вполне мог бы опереться на таких крестьян в борьбе с фрондирующим дворянством. Так оно и случилось бы, будь на троне Людовик XI или Людовик XIV. Людовику XVI явно недоставало авторитета, в дополнение к его репутации скептика и жуира. Кое-кто воспользуется кризисом деревни: мелкие собственники или, во всяком случае в тот период, — часть буржуазии. Рантье, государственные служащие, купившие свои должности, торговый флот, индустрия предметов роскоши понесли неисчислимые издержки. Как тут не вспомнить папашу Гранде?
«Когда Французская республика пустила на продажу в Сомюрском округе земли духовенства, бочар Гранде, которому было тогда сорок лет, только что женился на дочери богатого торговца досками. Имея на руках собственные наличные средства и приданое жены, Гранде отправился в столицу округа, где благодаря двумстам дублонам, врученным его тестем неподкупному республиканцу, ведавшему распродажей национального имущества, приобрел за бесценок, если и не вполне законно, то законным порядком, лучшие виноградники округа, старое аббатство и несколько сдаваемых в аренду ферм. В политике он покровителъствовал бывшим аристократам и все свое влияние употребил на то, чтобы не допустить распродажи имений эмигрантов, в коммерции он поставил республиканским армиям пару тысяч бочек сухого вина и сумел добиться, чтобы ему заплатили за них великолепными, принадлежащими одному женскому монастырю пастбищами, приберегаемыми в качестве козырного аукционного лота. При консульстве курилка Гранде сделался мэром, мудро правил, а собирал виноград и того лучше, в эпоху Империи он превратился в Господина Гранде».
Такие Гранде наводнили провинцию, но если где спекуляция на армейских поставках и обесценивающихся ассигнатах и приобрела невиданный размах, так это в Париже. Дворянство хиреет, приходит царство нотаблей. Возникает новая буржуазия, та, что сумела за время инфляции прибрать к рукам национальное имущество или заполучить государственные заказы, та, что пролезла в административные органы или освоила юриспруденцию, наконец, та, что, освободившись от гароты корпоративных ограничений, взялась под сенью политики протекционизма, проводимой Директорией, за создание мастерских и мануфактур.
Чего хотела буржуазия в 1789 году? Сиейес сформулировал ее требования в своем знаменитом памфлете «Что такое третье сословие?». Более лаконично они были определены в нескольких приписываемых Наполеону словах: «Удовлетворение тщеславия; свобода была лишь предлогом». Феодальная реакция, перекрывшая или, точнее, грозившая перекрыть буржуазии доступ в ряды дворянства, превратила ее, поднимающуюся в неудержимо развивающейся стране, в силу, враждебную старым социальным институтам. Впрочем, зачинщики далеко не всегда выигрывали в результате падения старого режима: нередко буржуазная собственность XVIII века гибла под обломками феодализма. И все же буржуа и крестьянин, что неоднократно подчеркивалось, — союзники в борьбе с феодализмом. Они вышли из нее победителями и как бы единомышленниками. Не символизировали ли они движущие силы и вдохновенный порыв этой борьбы?
Особняком стоит четвертая сила: городской пролетариат. Поначалу голод и безработица выбрасывают на улицы городов (прежде всего Парижа) ремесленников, подмастерьев, прислугу, поденщиков. Малочисленность крупных предприятий, патриархальные формы цеховых отношений, сближавших хозяина и работника, предотвращали возникновение острых социальных конфликтов. Мысль о забастовке не распространялась за пределы торгового дома или на худой конец — корпорации. Вдохновленные идеями Руссо, социальные устремления ограничивались кругом «мелких производителей и мелких лавочников». Санкюлоты мечтали о некоем «всемирном патронате». Городской пролетариат стал тараном революционного террора. Вместе с тем, озабоченное необходимостью обеспечить зарождающуюся промышленность дешевой рабочей силой, Учредительное собрание принимает 14 июня 1791 года закон Jle Шапелье, запрещающий организацию рабочих союзов. Упразднение цеховых организаций привело к усилению эксплуатации детского труда. Стремясь к поддержанию порядка и упрочению гарантий частной собственности — своей, кровной, — термидорианцы также торопятся разоружить предместья. Движение санкюлотов было подавлено новой буржуазией при полном попустительстве крестьянства.
Читать дальше