Говард Маркс: Господин Ганджубас

Отец прочитал мне лекцию. И я сделал для себя кое-какие выводы: как и большинство людей, я дурею от выпивки; полицейские создают проблемы; мой отец — хороший человек, а судебного разбирательства всегда можно избежать.

Меня пригласили на собеседование на кафедру физики в Кингз-Колледж при Лондонском университете. Я с нетерпением ожидал первой в жизни самостоятельной поездки. Физика давалась мне по-прежнему легко, и по поводу собеседования я не беспокоился. Голова была занята тем, как бы побывать в Сохо, местечке, о котором мне не раз во всех подробностях рассказывал Альберт.

После четырехчасового путешествия на поезде, которое закончилось на вокзале Паддингтон, я приобрел туристическую карту, добрался на метро до Стрэнда и посетил собеседование в Кингз-Колледж. Вопросы оказались простыми. Я выяснил, какие станции метро находятся рядом с площадью Сохо, и решил подождать, пока стемнеет. Я пошел по Фрит-стрит и Грик-стрит. Это было невероятно. Район оказался таким, как рассказывал Альберт. На каждом шагу стриптиз-клубы и проститутки. Ничего подобного я раньше не видел. Я воочию наблюдал клубы и бары, о которых читал в «Мелоди мейкер» и «Нью мьюзикл экспресс»: «Я и Я», «Маркиза», «Фламинго» и «У Ронни Скотта». А затем самая сексуальная девушка в мире спросила, не хочу ли я провести с ней время. Я объяснил, что у меня нет таких денег. Она сказала, что это ерунда. Я назвался Диком Риверсом (именем героя, которого Элвис играл в фильме «Люблю тебя»). По Уордор-стрит мы дошли до Сент-Эннз-корт и поднялись в квартиру, на двери которой значилось: «Лулу». Я выложил все, что имел, — два фунта и восемь шиллингов. Она дала мне только чуть-чуть, но оказалось более чем достаточно. Я добрел до Гайд-парка, затем до Паддингтона. Два часа болтался по платформе, разглядывая пассажиров, а потом сел на ранний пригородный поезд до Бридженда. Теперь у меня было что рассказать друзьям.

Кингз-Колледж принял меня на тех условиях, что я буду учиться на пятерки. Я дал клятвенные заверения. Мне уже не терпелось вернуться в Сохо. Я получил самые высокие оценки по каждому предмету. У Герберта Джона Дэвиса, директора школы Гарв, имелись свои соображения. Я очень сильно удивился, когда он как-то отвел меня в сторону и выразил пожелание, чтобы я сдал вступительные экзамены в Оксфордский университет. Уже лет восемь никому из школы Гарв не удавалось поступить в Оксфорд. Последним, кто в этом преуспел, был, кстати, директорский сын Джон Дэвис. В Оксфорде он изучал физику. Директор настаивал, чтобы я тоже попробовал. До тех пор я и не слышал о Баллиоле 8 8 Баллиол — один из самых известных колледжей Оксфордского университета, основанный в 1263 г. . Директор посоветовал мне прочитать «Анатомию Британии» Энтони Сэмпсона, чтобы узнать побольше об этом колледже и просто расширить свои познания. Раздел, посвященный Баллиолу, производил впечатление, и мне сразу захотелось туда поступить. Среди людей, которые там учились, было столько премьер-министров, августейших особ и академиков, что я и не надеялся туда попасть. Тем не менее терять мне было нечего. В случае провала я всегда мог получить место в Кингз-Колледж и заодно повидаться с Лулу.

Осенью 1963 года я писал экзаменационные работы, присланные из Оксфорда в мою школу. Одна, по физике, оказалась нетрудной, другая, общая, была практически недоступна для понимания. В ней, в частности, спрашивалось, что полезнее: газета «Тайме» или труды Фукидида и Гиббона 9 9 Фукидид (ок. 460-400 до н. э.) — древнегреческий историк. Гиббон Эдуард (1737-1794) — английский историк. ? Я не подозревал о существовании Фукидида и Гиббона и в глаза не видел газету «Тайме». Вопрос остался без ответа, как и большинство других. Объясняя, почему поп-звезды зарабатывают больше медсестер, я привел тот аргумент, что для поп-звезд не установлена минимальная заработная плата. Вряд ли это было убедительное объяснение.

Подготовка к предварительному собеседованию в Баллиоле далась мне тяжело. Я тогда носил пижонскую прическу — довольно длинные волосы, набриолиненные и гладко зачесанные с коком надо лбом. Родители настаивали, чтобы я подстригся, и мне пришлось покориться. «Анатомия Британии» наконец была дочитана, и, опять же по совету директора, я бился над повестью «Старик и море» Хемингуэя. На тот момент из всей классической и современной литературы я ознакомился, за исключением приключенческих романов Лесли Чартериса и детективов Эдгара Уоллеса, только с «Оливером Твистом» и «Юлием Цезарем», которые входили в учебную программу английской литературы, и «Любовником леди Чаттерлей», который в эту программу не входил. По физике я не прочитал ничего сверх программы и приходил в ужас от мысли, что меня могут спросить о теории относительности или квантовой механике, которую я и сейчас полностью не понимаю.