Екатеринодар, когда-то тихий провинциальный город, теперь был заполнен беженцами из Центральной России. Беженцы эти были людьми богатыми и занимали высокое положение в обществе: дипломаты, промышленники, купцы, высшие военные штабные чины (их золотые пуговицы по-прежнему блестели, а сапоги были отлично начищены). Для них Екатеринодар представлял собой лишь перевалочный пункт на пути к Черному морю и через него — за границу. Пароходы союзников перевозили в Европу тех, кто мог заплатить за проезд. В Екатеринодаре открылись театры, кафешантаны и рестораны. В город приехали многие известные московские и петербургские художники, актеры и музыканты. Настроение было жизнерадостным: эти люди отказывались воспринимать реальность. Им хотелось забыть то, что с ними произошло; они верили, что как-нибудь все устроится и они вернутся к прежнему образу жизни.
Спустя годы я прочитала книгу моей матери «Пути изгнания» [ 1 ] Опубликована в России в 1987 г. издательством «Эрмитаж». — Примеч. авт.
и узнала, что местные жители смотрели на этих приезжих, особенно на белых офицеров, с горьким чувством, потому что те проводили ночи в пьянстве и разгуле в то время, как другие воевали. Мама описала снобизм штабных офицеров, их высокомерное отношение к казакам. Она считала, что поражению Белого движения способствовало, в частности, и неуважение со стороны русских штабных генералов по отношению к независимым и гордым казачьим офицерам. Казаки справедливо задавались вопросом: «Почему мы ведем эту войну, кормим и содержим русскую Белую армию?» Но в 1918 году еще не было открытого разрыва с центральным командованием и надежда на победу над Красной армией еще не умерла.
Отца назначили заместителем министра здравоохранения в кубанском краевом правительстве. Мы переехали в большой кирпичный дом, где уже жила одна семья. Моя жизнь в корне изменилась. Раньше были только Аграфена и я. Теперь же я стала членом «семьи», моя няня — «прислугой», а в доме всем командовал мужчина, мой отец. Мама не работала и пыталась проводить со мной больше времени. И даже отец находил возможность уделить мне внимание!
Однажды он спросил: «Хочешь пообедать со мной в городе?» Он решил повести меня в ресторан, но сначала распорядился, чтобы мне обрили голову. Недавно приехав с фронта, где вши были самым обычным делом, он объявил длинные волосы «негигиеничными». И, к ужасу моей бедной няни, его распоряжение было исполнено. Отец сам отрезал мне волосы, сначала ножницами, а потом машинкой. Аграфена плакала, а я выдержала процедуру в полном молчании. Отец также велел изменить мою форму одежды — никаких накрахмаленных платьев, вместо них — шорты или панталоны и майки. От «маленькой принцессы» не осталось и следа, я превратилась в маленького худенького «мальчика».
Мы пошли в шикарный ресторан, только он и я. Подошедший к нашему столику официант спросил: «А что будет заказывать молодой господин?» Я смутилась, но мне было приятно, что меня приняли за мальчика. Я сидела с отцом в ресторане, как мужчина с мужчиной! Но вскоре отец полностью погрузился в свою новую работу, и я перестала быть объектом его внимания. Его послали во Францию закупать медикаменты. Мама хотела ехать с ним, но не успела вовремя получить необходимые документы и отправилась провожать его до одного из черноморских портов, оставив нас с Аграфеной одних — в полном покое.
Я скоро подружилась с соседскими детьми — мальчиком примерно моих лет (шести или семи), его сестрой, года на два старше, и их старшим братом, который обычно в наших играх не участвовал. Мы весело проводили дни в большом дворе, надежно защищенном высокой прочной стеной. Как во всех южных городах, во дворе росли прекрасные фруктовые деревья и высокие акации с душистыми белыми цветами. Весной все цвело и поспевали вишни и сливы, мы срывали и ели их прямо с веток. Когда же на землю падали цветы акации, весь двор покрывался душистым белым ковром.
Одной из излюбленных игр были «птицы». Мы строи-, ли гнезда, собирая опавшие цветы в большие кучи и устраивая в середине уютную постель. Старшая девочка была
нашей «мамой». Она «летала» по двору в поисках пищи для своих «птенцов», а мы сидели в гнезде и чирикали. Иногда она изображала «маму», а мы с Анатолием — «мужа и жену». Мы все жили вместе в одном большом гнезде. Правда, это было не так весело, потому что «мамаша» была властной и вовсю командовала нами. Я говорила Анатолию: «Если ты мой муж, то должен построить отдельное гнездо и мы не будем жить с твоей матерью. Если ты этого не сделаешь, ты мне больше не муж и я построю себе собственное гнездо».
Читать дальше