Осип Черный: Мусоргский

У нее были другие заботы: надо было завязать побольше полезных знакомств, очаровать побольше матерей, внушить им зависть к Соханским. Из гостиной она перешла в столовую, там побыла недолго и, разговаривая с супругой действительного тайного советника, вместе с нею прошла в кабинет. Все шло как нельзя лучше.

Вдруг вбежала растерянная хозяйка дома:

– Господину Мусоргскому худо!

Леонова смущенно сказала тайной советнице:

– Ах, извините, пожалуйста! – и кинулась в гостиную.

Мусоргский, видно, упал, когда ему стало плохо. С пола его перенесли на диван. Дарья Михайловна, перепуганная, подошла, все расступились перед нею.

Мусоргский лежал с закрытыми глазами; приоткрыв их, он виновато посмотрел на нее.

– Нет, ничего, теперь уже лучше… – пробормотал он с трудом. – Это пройдет, ничего…

Сзади послышался зычный, но благосклонный голос генерала:

– Да лежите, лежите!.. Бывает всякое, с кем не случается!

Мусоргский попробовал спустить ноги с дивана, но не смог. Он полежал некоторое время с закрытыми глазами, потом вздохнул и произнес словно про себя:

– Нет, ничего… Я сейчас… – И в самом деле попробовал встать.

Мусоргского поддержали под руки и довели до кресла. Он старался двигаться без посторонней помощи, но двигался с трудом.

В гостиной было тихо. Дарья Михайловна, чувствуя себя виноватой перед Мусоргским, думала тем не менее, что вечер испорчен, что эффект от выступления ученицы пропал. Но нельзя было не тревожиться о больном человеке.

– Модест Петрович, милый, ну как вы? – спросила она.

Он кивнул ободряюще:

– Лучше, лучше…

– Может, поедем?

Мусоргский снова кивнул.

– Э-э, позвольте, – вмешался генерал, – я сейчас прикажу сани подать. Сани удобные, и лошади хорошие, домчат мигом.

Мусоргский приложил руку к сердцу, выражая свою признательность.

С той минуты, как его подняли, он чувствовал себя в чем-то виноватым. Не осталось ни раздражительности, ни мрачности – были сознание вины перед всеми и благодарность за заботы о нем.

Ему принесли сюда пальто. Генерал сам помог ему просунуть руки в рукава.

– Жаль, жаль, – заметил он благосклонно, – не довелось вас послушать, а мы рассчитывали… Ну, до другого раза.

Мусоргский осторожно спустился по лестнице, поддерживаемый под руку. Его усадили в сани. Леонова села рядом, прикрыв ему меховой полостью ноги.

– Ну как? – спросила она по пути.

– Ах, голубушка, сколько я вам хлопот причинил!

– Да это ничего, пустяки, только бы вы поправились.

– Я поправлюсь. Мне уже лучше. – Подумав, Мусоргский с тревогой спросил: – Дарья Михайловна, а вы мне позволите ночь у вас провести?

– Конечно. Ведь мы так и условились.

Леонова была в искренней тревоге за него. Мысль, что он поправится, располагала Дарью Михайловну к нему.

Мусоргский вошел в квартиру и, оглянувшись, сказал с облегчением:

– Вот и хорошо как, что приехали! – точно он в первый раз был в этих комнатах.

Леонова хлопотала вокруг него; она приказала постелить ему в кабинете, но он запротестовал:

– Нет, лучше в кресле, так спокойнее. Мне этак легче дышать.

Он настойчиво просил об этом, и она в конце концов согласилась.

Леонова приказала девушке, чтобы та наблюдала за Модестом Петровичем, а сама пошла спать.

«Как теперь быть с ним? – думала Дарья Михайловна с тревогой. – Может, и вправду все пройдет без следа? Ведь однажды уже что-то подобное приключилось».

Утром Мусоргский объявил, что чувствует себя значительно лучше. Он опять стал благодарить и извиняться, что причинил Дарье Михайловне столько хлопот.

Обрадованная его состоянием, Леонова твердила, что это все пустяки и что каждая на ее месте поступила бы так же.

– Вот мы с вами кофе сейчас напьемся, Модест Петрович. Потом опять отдыхать ляжете, и помаленьку все придет в прежний порядок. И опять мы с вами в классах начнем хлопотать. А вчера вечер какой был удачный!

Она суетилась вокруг него, послала девушку помочь ему умыться, но Мусоргский не пожелал:

– Да я сам, спасибо.

Он умылся, расчесал перед зеркалом свои сбившиеся за ночь волосы и пошел в столовую.

Не дойдя до стола, он вдруг упал.

– Ах, боже мой, что ж это! – воскликнула Дарья Михайловна, кидаясь к нему.

Мусоргский лежал, вытянувшись во весь рост, ничком на полу, большой и тяжелый. Дарья Михайловна с горничной не в силах были поднять его; они с трудом повернули его на бок, чтобы он не задохнулся.