С. Д.
Верстах в пяти, примерно, от Ухты
Набрел я на ступени эти шаткие
Но я солдат и надо бы уйти
А женщины в тайге бессовестные, жадные
Я грел ладони, сидя у огня
Смешные ходики на стенке тикали
И женщина глядела на меня
А женщины в тайге беспомощные, тихие
Была тревожна тень на потолке
И был закат печальный и торжественный
И лишь под утро на моей руке
Заснула эта горестная женщина
Теперь всегда я вижу впереди
Через тайгу по бездорожью шествуя
Затопленную печь в конце пути
И руки теплые и ласковые женские.
[Осень 1962. Коми — Ленинград]
Дорогой Донат!
Виктор Додулат сочинил веселую музыку и попросил меня сочинить слова. Я это сделал.
Ты, конечно, знаешь, что во всех учебниках убийцу Пушкина Дантеса изображают очень плохим человеком. Я за него заступился. Песенка вышла дурацкая. Но всем нравится.
Дантес фон Геккерен
Конечно был подонком
Тогда на кой же хрен
Известен он потомкам
Французик молодой
Был просто очарован
Пикантной полнотой
Натальи Гончаровой
Он с ней плясал кадриль
Купался в волнах вальса
А Пушкин, тот хандрил
Поскольку волновался.
Поэту надоел
Прилипчивый повеса
Он вызвал на дуэль
Несчастного Дантеса
А тот и не читал
Его стихотворений
Не знал он ни черта
Про то, что Пушкин — гений
Поэт стрелял второй
Пошла Дантесу пруха
Устукал мой герой
Ревнивого супруга
Откуда мог он знать
Что дураки и дуры
Когда-то будут звать
Его врагом культуры.
Донатик! Пожалуйста, не считай, что это абсолютная белиберда. Я хотел туда вложить смысл, пусть озорной, но все же разумный.
Сергей.
[Осень 1962. Коми — Ленинград]
Донат! Посылаю три стиха. Вернее, первые два — это песенки. К ним есть музыка Додулата.
ПАМЯТИ Н. ЖАБИНА
Жабин был из кулачья,
Подхалим и жадина.
Схоронили у ручья
Николая Жабина.
Мой рассказ на этом весь,
Нечего рассказывать.
Лучше б жил такой, как есть
Николай Аркадьевич.
* * *
Я все это помню прекрасно
Порой проклиная судьбу,
Мне нравилась девушка в красном
С отчаянной челкой на лбу.
Такие не нравятся мамам:
(«Смотри, доведет до тюрьмы»).
Они доставались упрямым,
Другим доставались, а мы…
Смеялись, прощали обиды
Порою мрачнели на миг
Мы их очень крепко любили
Мы даже женились на них.
* * *
Мне аплодировали охры
Зимой, на станции Юкарка
Под потолком портянки сохли
Топилась печь и было жарко
А я и не заметил даже
Что время близится к рассвету
И охры все кричали: «Дальше!
Серега, мать твою разэтак».
Они не разбирались в стиле
Они не думали об этом
Чего не поняли, простили
И нарекли меня поэтом
Они мне хлопали, а после
Пожав мне руку напоследок
Они со мною вместе мерзли
Через тайгу бредя по следу.
Всем привет.
Сергей.
17 ноября 1962. [Коми — Ленинград]
Дорогой Донатец!
Дело в том, что у нас пронесся слух, что в связи с заявлением Хрущева, что он в 1965 году продемонстрирует последнего заключенного по телевизору, в связи с этим предстоит в 63 году амнистия. Не знаешь ли ты что-нибудь об этом, не слышал ли такого разговора? Если сможешь, узнай. Писем от тебя уже нет 3 дня.
Сережа.
Привет всем.
[Осень 1962. Коми — Ленинград]
Дорогой Донат!
У меня все в порядке. Посылаю тебе посредственное стихотворение. Дело в том, что Светлана узнала, конечно, что у меня есть жена и, конечно, решила, что я держу ее (Светлану) для удобства поблизости, а после армии поеду домой. Стихотворение плохое, но в середине есть одна хорошая рифма.
Привет Люсе и Ксюше.
Жду писем.
Сережа.
Немало есть дорог, их сосчитать нельзя
Как например, в тайге число тропинок лисьих.
Светлана! Я вернусь, когда осенний сад
В аллеях заглушит шаги шуршаньем листьев.
Не будем говорить, кому из нас трудней,
Часы пробили семь. Уже пора идти мне.
Лишь иней на губах от варежки твоей,
И в жизни у меня нет ничего интимней.
Прости меня за то, что был однажды счастлив
Еще до наших встреч, недолгих и нечастых.
Читать дальше