Анри Труайя - Иван Грозный

Заменить их он решает советом [2]из представителей «людей государственных» и духовенства, известных своей мудростью, уравновешенностью и преданностью. Среди них – митрополит Московский Макарий, оправившийся после произошедшего с ним, Сильвестр, Алексей Адашев, князь Андрей Курбский... Главные роли играют здесь двое – митрополит Макарий, самый просвещенный человек на Руси, и протопоп Сильвестр, который осмеливается говорить с царем как с простым грешником. Этот священник низкого происхождения имеет на государя такое влияние, угрожая ему карой небесной, что вскоре на него возлагается управление делами церковными и гражданскими. Все проходит через него, и каждый должен полагаться на его компетентность. При нем проявляется Алексей Адашев – молодой боярин, прекрасный военный, с интересной внешностью и острым умом. Недавно он был всего лишь постельничим. Теперь, по воле царя и благословению Макария и Сильвестра, становится советником и доверенным лицом царя. Летописцы называют его «ангелом» и хвалят за чистоту намерений и чувствительность; «имея нежную, чистую душу, нравы благие, разум приятный, основательный и бескорыстную любовь к добру, он искал Иоанновой милости не для своих личных выгод, а для пользы Отечества». Андрей Курбский, со своей стороны, утверждает, что Сильвестр своими увещеваниями в сердце царя «возбудил желание блага», а Адашев облегчил ему осуществление оного.

Говоря об этих благотворных влияниях, нельзя забывать и о царице Анастасии. Часто она беспокоилась из-за характера одновременно сильного, жестокого и малодушного своего супруга. Она чувствует себя как в присутствии дикого зверя, которого любит, боится и пытается приручить. Иван любит ее за красоту и покорность. Своей слабостью царица добивается от него того, в чем отказал бы ей, будь она менее беззащитна. И потом, они часто вместе предаются молитве. Для нее – это выражение веры в милосердного Бога, для него – боязнь Божьего гнева.

После пожара Москвы и образования Рады Иван раздает немного денег пострадавшим и приказывает восстановить город. Со всех сторон прибывают строители. Города Московского княжества присылают иконы и святыни. Москва превращается в огромную стройку, где звенят пилы и стучат молотки. Открываются лавки. Но этого недостаточно, чтобы стереть следы небесной кары. Иван чувствует необходимость возродить из руин не только столицу, но и собственную душу. Он вновь хочет обрести милость Господа через раскаяние, а своему народу продемонстрировать охватившее его стремление к добродетели. Все подчиненные княжества получают распоряжение прислать в Москву «людей избранных, всякого чина и состояния», чтобы те предстали перед царем и выслушали его. В результате приезжают только представители духовенства, бояре и чиновники. Этот первый Земский собор созван только для того, чтобы стать свидетелем новых решений царя.

В воскресный день 1550 года, отстояв молебен, Иван выходит с крестным ходом на Лобное место, где его ждет народ. Здесь он останавливается перед молчаливой толпой и твердым голосом обращается к митрополиту Макарию:

«Святый Владыко! Знаю усердие твое ко благу и любовь к Отечеству; будь же мне поборником в моих благих намерениях. Рано Бог лишил меня отца и матери; а вельможи не радели о мне; хотели быть самовластными; моим именем похитили саны и чести, богатели неправдою, теснили народ – и никто не претил им».

Эту жалобу уже не раз слышали от царя его приближенные: всегда, чтобы оправдать свои ошибки, он вспоминал о своем сиротстве, о том, что вельможи, вместо того чтобы растить его как собственного сына, грабили его и народ. Но никогда еще он не обвинял бояр публично, признавая одновременно и свою вину как простой грешный. Повышая голос, продолжает он свою речь, как актер, опьяненный словами; он любит длинные фразы, тщательно выверенные паузы, трагическое выражение лица. Перед ним, на площади, где обычно казнят, болтаются на виселицах приговоренные по его приказу. Их иссушенные тела клюют вороны. Но никаких угрызений совести он не испытывает. Риторика – вот что увлекает его. Только бояре виноваты во всех его ошибках. О них говорит он:

«В жалком детстве своем я казался глухим и немым; не внимал стенанию бедных, и не было обличения в устах моих! Вы, вы делали, что хотели, злые крамольники, судии неправедные! Какой ответ дадите нам ныне? Сколько слез, сколько крови от вас пролилося! Я чист от сея крови! А вы ждите суда небесного!»