Николай Игнатьев: Походные письма 1877 года

Следует отметить, что Игнатьев по силе своих возможностей пытался как-то изменить существующее положение, он излагал свои соображения императору, ряду государственных и военных деятелей - Милютину, главнокомандующему вел. князю Николаю Николаевичу, начальнику штаба армии А. А. Непокойчицкому и другим. Но его предложения выслушивались и, за редким исключением, не принимались. Отводил душу он в письмах к жене, глубоко ему преданной и разделявшей его взгляды. День ото дня письма принимали все более критический характер, а оптимизм, наполнявший их в начале войны, сменялся пессимизмом и отчаянием. Это заставляло Игнатьева опасаться, чтобы письма не попали в чужие руки. Он неоднократно указывал жене на опасность, грозившую ему в случае, если содержание писем сделается известным (ведь почта нередко перлюстрировалась). Игнатьев старался поэтому отправлять письма с фельдъегерской почтой; и отсюда то, казалось бы, излишнее внимание, которое он уделял своевременной доставке писем.

Адресат писем - Екатерина Леонидовна Игнатьева, урожденная княжна Голицына, стала женой дипломата незадолго до его назначения посланником в Константинополь. Это была очень красивая и умная женщина, ставшая верным другом и помощницей своего мужа. Она сумела поставить дом в Константинополе на широкую ногу, сделать его местом приемов и встреч дипломатов и приезжих европейских знаменитостей. Подчас приходилось ей исполнять обязанности секретаря мужа, как о том свидетельствует в одном из писем сам Игнатьев. По его совету она завязала приятельские отношения с женами других европейских дипломатов и поддерживала их после отъезда из Турции.

У Игнатьевых было 7 детей (старший сын Павел умер в младенческом возрасте, этим же именем был назван третий сын, ставший в 1916 г. министром народного просвещения). Е. Л. Игнатьева была богата, ей принадлежало несколько имений, в том числе Круподерницы - в Казатинском уезде Киевской губернии. Там Игнатьевы любили проводить лето. Приезжая в Круподерницы во время летних отпусков, Игнатьев со страстью предавался сельскохозяйственным занятиям. Однако обширные проекты сельскохозяйственных преобразований, как правило, терпели крах, и жене, практической женщине, с трудом приходилось спасать положение.

В письмах Игнатьев уделяет большое внимание семье и хозяйству. Воспитание и обучение детей в семье требовали больших расходов. Да и содержание самого Игнатьева в Главной квартире обходилось недешево. Лица императорской свиты, к которой он был причислен, экипировались на свой счет и имели своих лошадей и обслугу. Игнатьев отправился в Болгарию с лакеем Дмитрием, кучером Иваном и конюхом Христо, со своими шестью лошадьми, фургоном и коляской. От казны он пользовался только столом, да и то не всегда. Основной доход семьи Игнатьевых, как свидетельствуют письма, состоял в суммах от продажи сельскохозяйственных продуктов, выращенных в имении, а также от аренды имений, которые постоянно покупались и затем закладывались или сдавались в аренду. Со временем хозяйственная деятельность Игнатьева потерпела крах. Как свидетельствовал его племянник А. А. Игнатьев, "когда-то Николай Павлович был гордостью семьи, а закончил он жизнь полунищим, разорившись на своих фантастических финансовых авантюрах. Владея сорока имениями, разбросанными по всему миру земли русской, заложенными и перезаложенными, он в то же время, как рассказывал мне отец, был единственным членом Государственного совета, на жалованье которого наложили арест"*.

Итак, письма Игнатьева открывают нам новую, доселе не известную сторону жизни выдающегося дипломата, в которой семья и дом играли значительную роль, являясь опорой во всех превратностях судьбы. Игнатьев предстает любящим и нежным мужем, отцом, барином, трогательно заботящимся о своих слугах, помещиком, стремящимся стать рачительным хозяином.

Однако не в этом главная ценность писем. Хотя история русско-турецкой войны известна с достаточной степенью подробности, все же письма сообщают нам немало нового и о боевых действиях (в частности, о неизвестных эпизодах войны), о геройских подвигах солдат и офицеров, и о состоянии командования, и о положении во время войны болгарского населения, пользующегося неизменным сочувствием Игнатьева. Безусловный интерес представляет описание уклада жизни Главной квартиры императора. Находившийся там одновременно с Игнатьевым Д. А. Милютин тоже оставил подробный дневник, однако этой проблемы почти не касался. Между тем вопросы организации управления, связи, снабжения, наконец, быта на войне также играют немаловажную роль. Значительное внимание Игнатьев уделяет фигуре императора, во многом противоречивой и сложной. В течение 6 месяцев Александр II пребывал на балканском театре военных действий, в основном в качестве наблюдателя. Его попытки принять участие в боях пресекались приближенными, опасавшимися за жизнь императора. В письмах Игнатьева царь выступает как человек, простой в общении с подчиненными, глубоко переживающий и радостные, и горестные известия, пытавшийся принести какую-то пользу, хотя бы посещая госпитали, и ищущий поддержки в беседах с солдатами и ранеными. Автор явно идеализирует царя, хотя и отмечает, что тот своим присутствием сковывал действия командования. В письмах содержатся характерные портреты других действующих лиц драмы, развернувшейся на Балканах - нерешительного главнокомандующего вел. князя Николая Николаевича, апатичного начальника штаба Непокойчицкого, его бездарного помощника Левицкого, заведующего гражданскими делами В. А. Черкасского и других. Как дипломат Игнатьев уделяет значительное внимание своим сотоварищам по дипломатическому корпусу, иностранным представителям и корреспондентам, беседы с которыми, в особенности с англичанином Уэлсли, представляют большой интерес в плане понимания дипломатической стороны войны. Любопытны также сведения о российских дипломатах, принимавших непосредственное участие в боевых действиях и награжденных Георгиевскими крестами - А. Н. Церетелеве, С. С. Татищеве (впоследствии известном историке и публицисте). Однако о важнейших дипломатических сюжетах Игнатьев либо умалчивает, либо говорит вскользь, что могло быть вызвано соображениями секретности. Характерно, что говоря о цели своего приезда в Главную квартиру в ноябре, он зашифровывает текст. В письмах содержатся колкие замечания в адрес канцлера А. М. Горчакова и посла в Лондоне П. А. Шувалова, с осторожными действиями которых Игнатьев был не согласен. Неприязненное отношение к Горчакову он испытывал давно. Последний сдерживал все попытки самостоятельных действий Игнатьева еще в бытность его в Константинополе. Горчаков недолюбливал молодого и энергичного дипломата также и за то, что тот, как полагал канцлер, метит на его место. Недоброжелатели Игнатьева, в частности А. Г. Жомини, распускали соответствующие слухи. Ю. С. Карцев вспоминал: "Игнатьев был бельмом на глазу у Горчакова. Всякий раз, когда он приезжал в Петербург, Горчаков говорил с раздражением: "Вы приехали, чтобы занять мое место?""*.