Павел Игнатьев: Моя миссия в Париже

Наши войска только что взяли в плен несколько тысяч австрийских пленных, среди которых находился один командир батальона, чех по национальности. Он выразил желание быть выслушанным офицером штаба без свидетелей. Я приказал доставить его в мой кабинет.

- Садитесь, майор, - сказал я. - Вот папиросы. Изложите все, о чем вы хотели рассказать.

Майор достал бумажник из кармана и вынул какие-то документы.

- Извольте, г-н полковник.

Я прочел.

- Как вы видите, я чех по рождению, и это позволит вам лучше понять мое поведение.

Затем, разворачивая военные карты, он объяснил мне, как случилось, что он попал в плен и сдал свой батальон, офицеры которого почти все были австрийцами. Я допросил его о группировке войск противника и предложил показать на карте их расположение, а также рассказать мне о замыслах командования.

- О, г-н полковник! - сказал он в заключение, - вы не догадываетесь о чувствах, которые движут чехами. Мы испытываем к своим угнетателям жестокую ненависть, но что бы мы ни делали, не сможем причинить им такое же зло, какое они причинили нам. Мы хотим быть свободными.

Я искренне его поблагодарил. Гораздо позднее, в Париже, поддерживая постоянные связи с высокопоставленными чешскими деятелями, находившимися во Франции в качестве беженцев, я вспомнил о своей беседе с майором и лучше понял силу национального чувства, которое владело им.

Мало-помалу я освоил разведслужбу. И вскоре получил в подчинение двух офицеров-пограничников, которые сохранили связь с контрабандистами, обосновавшимися вдоль австрийских границ. Так как в то время разведчикам III армии не удавалось больше получать сведений о вражеских позициях, нужно было как можно быстрее исправить это положение. Жандармский полковник Р. и я решили обратиться за помощью к контрабандистам.

Наши боевые позиции и позиции противника разделялись небольшой рекой, берега которой густо заросли лесом. Мы собрали солдат, и после долгих обсуждений они решили, что двое из них попытают удачи. Они изучили местность в дневное время, чтобы узнать, в каком направлении легче пробраться.

В полночь небо затянуло тучами и начался дождь. В окопах прямо перед нами царила полнейшая тишина. Два наших солдата в сопровождении товарищей, дававших последние наставления, бесшумно скользнули в реку. В течение времени, необходимого для переправы, я и мой коллега испытывали сильное беспокойство; мы ожидали тревоги. С рассветом заволновались еще больше: река была пуста.

Отдав распоряжения командиру батальона, оборонявшего свой сектор, мы отошли недалеко в тыл, чтобы обсудить обстановку с товарищами.

- Ваше мнение? - спросили мы их.

- Вашему высокоблагородию нечего бояться.

- Тем не менее эта непонятная тишина, эта задержка...

- Остап и Василенко - ловкие и хитрые. На наш взгляд, они где-нибудь спрятались и ждут ночи, чтобы воротиться.

- Хотелось бы вам верить, но...

Я и полковник Р. обменялись тревожными взглядами. Что делать? Прошел день, долгий и полный беспокойства. Наступила ночь, мы приблизились к реке, и вдруг на ее гладкой поверхности появились две тени. Это были разведчики.

- Извините нас, - сказали они, - но этой ночью мы припозднились из-за погоды.

- Расскажите все, однако сначала переоденьтесь.

Контрабандисты стали избавляться от массы бумаг и нескольких портфелей, отделения которых были набиты документами, а затем стаскивать австрийские шинели, в которые были переодеты. Они отошли на время в сторонку, чтобы сменить одежду. Наконец умытые, высушенные, ублаготворенные доброй чаркой водки, они рассказали нам о своей экспедиции.

- Когда мы переправились на другой берег, все спали, даже часовые, и мы смогли беспрепятственно пересечь вражеские окопы. Это была настоящая прогулка. Мы продолжили наш путь в тыл и пришли в небольшую деревушку, самый большой дом которой был частично освещен. Слушая долетавшие оттуда шум и слова, мы поняли, что это штаб полка и что все собрались там после ужина в большом зале. Денщики собирались пьянствовать в своей компании. Тогда мы, словно воры, воспользовавшись приоткрытым окном в неосвещенной части дома, проникли внутрь. Тут и там валялись шинели офицеров и их сумки. Мы перерыли и забрали все, а также те бумаги, что лежали на столах в этой комнате, которая была, без сомнения, канцелярией. Накинув на плечи австрийские шинели и надев кепи, мы вышли. К несчастью, все это отняло у нас много времени, и когда мы без помех прибыли к реке, стало рассветать. В это время нечего и думать о переправе, тем более что в окопах зашевелились. Нам ничего не оставалось, как найти укромное место и переждать день; единственным таким местом была река, берега которой заросли густым тростником. Мы дожидались ночи, сидя по шею в воде. Вот и все.