Анатолий Черняев: Совместный исход. 1977

Доклад об итогах конституционной комиссии и поправках на Пленуме был краткий, довольно формальный и заранее было предложено прений не открывать, ибо можно на самой сессии выступить кому захочется.

Как бы там ни было, все три речи Генерального и сама Конституция очень внушительны. Это, в самом деле, идейно-политическая и правовая рамка реального продвижения нашего общества, иной и невозможно, и не нужно. Дело за тем, чтобы действительно, преодолевая косность аппаратов и кадров, наполнять Конституцию тем, что в ней заявлено. Получится ли? Не тот возраст на всех решающих уровнях управления и власти! А, следовательно, ни отваги, ни живости ума, ни готовности действовать по Конституции, а не с ориентацией на близкое и отдаленное, всякое начальство и разных «коллег» и соседей, которые в свою очередь действуют по тому же принципу. (Это как с аплодисментами на сессии, - в некоторых случаях они затягивались до того, что будто в воздухе повисал невыраженный крик: «когда же», «сколько можно», «нелепо», «смешно», «недостойно», «хватит уж».99 % в душе так думали, но все продолжали хлопать).

14 октября 77 г.

На этой неделе Загладин придумал одно необычное действо: разослал приглашение на «неформальную, откровенную, закрытую» встречу наиболее умным и свободно мыслящим - Галкин, Бурлацкий, Лейбзон, Делигенский, Карякин, Ардаев, Соболев, Красин, Гилилов, Тимофеев, четыре наших консультанта, три профессора от Матковского и еще кто-то, менее значительный. Поговорить о «еврокоммунизме. Сам Загладин, я и Жилин сели во главе стола буквой «П». Жилин сказал «экспозе». И пошло. Нового они там ничего, понятно, не сказали. Но это был будто разговор между доверенными из консультантской группы нашего отдела, - будто в моем кабинете, походя, зацепились за что-то и разговорились, ни на что не оглядываясь. Участники были безумно рады (и, конечно, горды, что именно их выбрали для такой доверительной дискуссии!). Каждый старался показать, на что способен. Но помимо ярмарки тщеславия был и серьезный ум, забота о деле, заинтересованность и знание предмета, - как это ни странно при той информации. Которой они могут располагать легально.

Рады они были и тому, что их широкий и спокойный подход к «еврокоммунизму» встретил понимание и поощрение. Собственно, мы и они оказались согласны в оценке главного. Да, по существу и в выводах: что делать?.. Надо срочно поднимать наш, КПСС'овский авторитет в области теории, надо преодолеть предубеждение (впрочем, обоснованное), что мы закоснели в догматизме, что мы меряем только на свой аршин, и все, что с ним несоизмеримо, то - ревизионизм, уклон и проч.

Нужны крупные теоретические инициативы на самом авторитетном уровне КПСС.

Да, теоретически (если говорить всерьез) «еврокоммунисты» очень слабы и беспомощны. Их претензии на открытия - смешны. Да, собственно, это и не теория даже, это политика, тактика, ловля конъюнктуры, прикрываемые теоретическим трепом для пущей важности.

Но мы-то взамен (по тем вопросам, по которым они пыжатся сказать «новое») тоже ведь ничего не сказали и кроме нанизывания цитат, которые хоть и сильны, но выглядят как навязывание своего старого опыта, ничего не предложили! И т.д.

Длилось это 6 часов. И происходило «на базе» Ленинской школы, где Вадим - зав. кафедрой.

Это, действительно, уникальная дискуссия, которая, пожалуй, даже пять лет назад была бы немыслима.

Ульяновский (один из замов Б.Н. - из тех, как зло шутят, кого в свое время посадили и потом напрасно выпустили), узнав о ней случайно, сказал своему «доверенному лицу» (а тот тут же сдал Загладину): мол, надо бы М.А. Суслову сообщить об этой ревизионистской забаве!

Впрочем, уверен, что в Суслове наших дней он очень ошибается!

15 октября 77 г.

Встретил у метро на днях, идучи с работы, Зигу (Зигмунд) Шмидта (сын знаменитого академика, полярника, знаком с ним по истфаку). Он стоял и беседовал с кем-то в берете. Зига заметил меня, пришлось подойти. Собеседник его сразу раскланялся и ушел.

- Ты знаешь, кто это такой?

- Понятия не имею.

- Краснопевцев! Тот самый! Секретарь комитета комсомола Университета в 1956 году, руководитель подпольной группы по восстановлению справедливости и ленинских норм после XX съезда. Обушенков там, помнишь, был с вашей кафедры, Эйдельман, еще человек восемь. Они пошли в народ тогда, на заводы, на ЗИС, листовки расклеивали. Был большой шум. Всех их посадили. Краснопевцев получил 10 лет.

- Помню, - говорю я. - Но как он здесь оказался, откуда ты с ним сейчас?