Лев Лобанов: Всем смертям назло. Записки фронтового летчика

Николай Нехороших перед войной закончил институт физкультуры имени Лесгафта в Ленинграде. Ростом почти два метра, великолепный боксер. Пустить в ход финку он не решился. Никогда раньше этого делать не приходилось. Кулак — дело другое, привычное. Ну а я вспомнил свою службу в пехоте, где в рукопашных схватках с гитлеровцами приходилось «работать» и ножом.

Все произошло мгновенно и бесшумно. Один велосипедист убит наповал, другой глотает воздух, находясь в глубоком нокауте. Забрали у них оружие. Показываю на оставшегося в живых немца:

— Связать!

Снятыми с обоих солдат брючными ремнями Николай стянул ему руки и ноги. И тут немец пришел в себя. С ужасом в мутных глазах переводил взгляд с убитого напарника на весьма внушительную фигуру штурмана. Начал часто-часто икать…

Штурман посмотрел на гитлеровца с нескрываемым презрением:

— Что дальше, командир? Здесь оставаться нельзя. Тем более с ним. Лететь тоже нельзя…

В самом деле, взошло солнце, а пересекать линию фронта, да и вообще лететь днем над вражеской территорией на нашем тихоходном Р-5 равносильно самоубийству. Но и здесь оставаться до ночи никак нельзя: рядом дорога и село.

Из двух зол решил выбрать меньшее.

— Летим, штурман. Как говорится, бог не выдаст, свинья не съест. Попробуем проскочить. Этих в кабину, велосипеды в багажник. Ведь из-за них могут и местных жителей пострелять, немцы в таких делах скоры на руку.

Запущен отремонтированный мотор, взлет — и «тройка» понесла нас к линии фронта, в сторону дома. Шли бреющим полетом, буквально втискивая машину в каждый попутный овраг, в русла встречных ручьев и речек. Временами колеса шасси сбивали верхушки кустарников. Населенные пункты обходили стороной.

И вот она — линия фронта, Днестр! Мотор на форсаже. Прижались к рыжей глине окопных брустверов. Ушла под крыло серебряная лента реки — наконец-то «тройка» над нашей территорией!

А еще через час я докладывал в штабе полка обо всем происшедшем с нами в ту тревожную ночь.

Пленного после допроса отправили в дивизию, а велосипеды мы подарили мальчишкам хозяйки, у которой квартировали.

В полк прибыло пополнение. Три летчика и три штурмана. Сержанты, окончившие училище. В нашу эскадрилью попали летчик Сорокин и штурман Дударев. Сегодня я должен «вывозить» Дударева. Задание простое: бомбить передний край вражеской обороны. Весь полк будет действовать на узком участке фронта. Такие изматывающие немцев бомбежки продолжаются обычно всю ночь. Непрерывно висят над позициями противника слепящие «САБы» — световые авиабомбы, мы засыпаем окопы гитлеровцев осколочными бомбами и поливаем пулеметным огнем.

Дударев уже имел несколько боевых вылетов, страшно этим гордился и старался выглядеть этаким «старым воздушным волком». Он перестал бриться, решив отрастить для солидности усы и бороду. «Старики» давно переболели подобным поветрием, когда их физиономии украшали реденькие усишки да лохматенькие бороденки. На безобидные причуды новичков в полку смотрели снисходительно, знали, что пройдет немного времени и сами собой поисчезают все волосяные атрибуты.

Приближалось время вылета. Кроме штатного комплекта бомб в такие полеты обычно брали по нескольку десятков однокилограммовых бомбочек, укладывая их прямо на пол штурманской кабины. Над вражеской передовой штурман сбрасывал их руками. Способ, конечно, самый примитивный, но вполне себя оправдывающий: немцы несли ощутимые потери в живой силе от действия этих маленьких злючек, разрывающихся на тысячи смертельно разящих осколков.

Впрочем, занятие это — возить в кабине под ногами насыпом сотню осколочных бомб считалось хлопотным и небезопасным. Да и способ их сбрасывания, честно говоря, не вызывал особого восторга. Приходилось обращаться с бомбочками почтительно и даже ласково — как столь опасный груз этого и заслуживал.

В полете Дударев без умолку говорил и говорил, желая, видимо, показать мне, как много он успевает заметить на земле. Не очень-то разговорчивый по натуре и привыкший часами молчать в полетах со своим постоянным штурманом Николаем Нехороших, я был несколько раздосадован потоком темпераментной речи сержанта. Но приходилось терпеть… Впрочем, я понимал истинную причину возбужденного состояния новичка.

Подошли к линии фронта. Зенитные автоматы врага не знают покоя: вверх, к самолетам, тянутся их огневые трассы, освещая небо разноцветными, в общем-то, красивыми, но таящими гибель шариками снарядов. Все время надо быть очень внимательным: наводчики «эрликонов» дело свое, к сожалению, знают. Чуть зазевался летчик — и беспощадная очередь разорвет привычно ровный гул мотора. Не сумел вырваться из огневого кольца — не видать тебе грядущего рассвета…