Юрий Оклянский - Федин

Одной из последних прижизненных публикаций Федина оказалась статья «О ненаписанных воспоминаниях» («Волга», 1977, № 2). Он подготовил ее по просьбе редакции журнала для номера, в котором саратовцы отметили 85-летие со дня рождения своего земляка. И тема статьи во многом та же — старый Саратов, детство, отрочество, отец, мать, сестра, бегство подростка из родительского дома, быт и городские пейзажи губернского центра, которые писатель сопоставляет с приметами его нынешней волжской нови, вроде трехкилометрового моста, перекинувшегося через рукотворное море возле Саратова.

Не династическое тщеславие побуждало Федина при любом удобном случае в разные поры жизни затевать дальние и ближние биографические раскопки по обеим линиям — отцовской и материнской. Конечно, в той охоте, с какой он обследовал свои «корни», находя много поучительного в течении жизни вроде бы самой распространенной и обыденной, в судьбах ничем особо не выдающихся, нельзя не заметить, и некоторые свойства Федина-художника. Он был писателем историческим по самому духу своей прозы и мастером бытописания по ее складу. Однако же, если при родословных разысканиях не обходилось подчас без сугубо профессионального интереса художника, то ведущим и главным у Федина всегда оставался широкий человеческий интерес. Ему хотелось точнее обозначить собственное место на стыке прошлого и настоящего, определить отношение к предшествующим поколениям, ко всему прожитому. Свою продолжающуюся биографию, судьбы родителей и предков Федин рассматривал как частицу в общем потоке жизни, смены и превращения времен. Оттуда можно было извлечь жизненные уроки, иной раз, пожалуй, более поучительные, чем те, которые познаются на чужом опыте или вычитываются из книг.

В личном архиве Федина хранится объемистая папка биографических материалов, куда писатель аккуратно складывал документы, занесенные на бумагу наброски воспоминаний, рукописные черновики, стенограммы выступлений, подходящие к теме. Там он держал и сохранившиеся письма покойных родителей, свое «Посвящение» дочери и т. п.

Первое место в папке занимает уже упоминавшееся письмо А.Е. Федина сыну от 3 марта 1920 года. Письмо начинается словами; «Дорогой Костя! Я очень рад твоему здоровью и более того, что ты обратился ко мне с просьбой о присылке тебе сведений, характеризующих жизнь моих отца и матери, а твоих дедов. Начну описание с того времени, когда я стал помнить самого себя…» И далее следует безыскусная многостраничная исповедь Александра Федина.

Крепостной отец его прослужил около двадцати лет в солдатах, вернулся в чине нижнего унтер-офицера, с разбитым здоровьем и года через два умер. («За это время он бывал на побывке неск. раз. Имел Серебр. Медаль, которую мать впоследств. продала копеек за 50».)

Мать, родившая пятерых детей, из которых выжило и осталось два сына, бедствовала, тем более что в довершение зол была увечная: в детстве «по ней переехала лошадь с пустою телегою через поясницу, отчего она была хрома на обе ноги и не имела роста (была низкого роста). Тогда как вся ее родня имела рост средний, а братья высокий».

Жизненный водоворот крутил и вертел мальчишку, бросая из стороны в сторону, как щепу, пока судьба не смилостивилась над шестнадцатилетним Александром и ему не удалось прибиться к крупнейшему в Саратове писчебумажному магазину старообрядца-купца — Петра Григорьевича Бестужева «на цену 5 р. в месяц». (Напомним, кстати, что возвращенному из бегов сыну, новому магазинному мальчику — примерно того же возраста, за сходную работу, но как менее опытному. Александр Ерофеевич с присущей ему дотошностью исчислил «цену» — 4 рубля в месяц!)

В Бестужевском писчебумажном магазине Александр Ерофеевич прослужил в приказчиках «безсходно 21 год, т. е. до 1900 г.», пока, скопив средств, не открыл собственное небольшое дело, сначала на паях с компаньоном Покровским, а затем еще девять лет отдельно, каковое и «ликвидировал в июне месяце 1917 г. с полной охотой, не желая спекулировать» (то есть из-за военной разрухи добывать бумагу без каких-либо махинаций для мелких торговцев, как он, стало к тому времени делом гиблым и разорительным).

Вот, пожалуй, и вся жизнь, если не касаться событий самых последних революционных лет, которые проходили уже на глазах сына.

Конечно, каждый человек, сравнительно долго поживший на белом свете, имеет отношение и к тому, что называют Историей с большой буквы. Он обязательно в чем-то участвовал, кого-то видел, с кем-то встречался из знаменитых личностей. Было нечто подобное и у Александра Ерофеевича. Ему довелось встречаться со ссыльным Николаем Гавриловичем Чернышевским. Но как?