Андрей Сахаров - Степан Разин

В эти дни напрягало все силы Российское государство, старалось закончить большое дело, начатое еще при великом князе Иване III, — вернуть под свою руку исконные русские земли со Смоленском и Киевом.

А взять Азов означало ненужную в те дни войну с Турцией. Прахом могли пойти плоды трудных, но победных походов в польской войне, изощренных и настойчивых усилий московских послов и посланников в Вене и Стокгольме, Стамбуле и Лондоне, в Венеции и Бранденбурге.

27 апреля 1642 года царь приказал казакам покинуть Азов. 28 мая царская грамота была зачитана на Войсковом круге. Казаки взорвали остатки азовских укреплений и вернулись в свои городки.

Израненный и истомленный, вошел в свой дом Тимофей Разя. Вернулся и Корнило Яковлев, дорогой кум.

Долго после этого сидели казаки по своим дворам. Азовская осада отняла много сил. Но многому и научила она казаков.

Каждый азовский сиделец стал на Дону героем. Подрастающим казакам было с кого брать пример. Сыновья Тимофея, как и другие казацкие дети, мыслили поддержать славу своих отцов и дедов, добытую под Азовом.

В 1650 году умер старый казак Тимофей Разя. В последний путь провожали его и старые казаки, друзья и молодые сверстники Ивана и Степана. Подросли сыновья. Иван уже не раз ходил в походы и удивлял казаков своей не по годам рассудительностью, неторопливостью, основательностью. А двадцатилетний Стенька был горяч и пылок без меры. Нрав у Степана Разина складывался крутой, резкий и смелый. Отличался Стенька неуемной гордостью и большим озорством.

В первом же походе к турецким берегам показал он себя казаком смелым до крайности, но диким и необузданным. Удивлялись донцы, глядя на него в бою, — ни врагов, ни себя не щадил Степан. А по приходе в родные места часто уходил Степан погулять по верховым городкам, встречался там со всякими людьми. Пропадал иногда надолго. «Ох, темный будет казак Стенька, непонятный», — говорили про него домовитые. И вправду, отстал Степан от отцовских занятий, торговлишкой не промышлял, деньги не копил, не прятал, все хозяйство переложил на старшего брата, много ходил по донской земле, был и в Черкасске, бродил и по станицам. Но особенно любил верховые городки. Вольно ему там было и просторно. Не было рядом ни круга, ни грозного окрика войскового атамана. Многие уже знали Степана, смотрели на его жизнь кто с опаской, кто с одобрением.

Но, видно, тесно уже становилось Степану Разину на Дону, тянуло мир посмотреть. Велика и пространна была Россия, и неведома для него. Осенью 1652 года Степан явился к войсковому атаману и подал ему челобитную. Просил Степан отпустить его из пределов Войска Донского на богомолье в далекий Соловецкий монастырь, что стоял на острове Белого моря. Писал Стенька, что обещались они еще с отцом, Тимофеем Разей, сходить к святым угодникам Савватию и Зосиме помолиться, принести свои грехи на суд святых отцов. Но по божьему изволенью не стало отца, и теперь он, Степан, должен исполнить отцову волю, помолиться за упокой души Тимофея Рази, поставить свечку перед святыми мощами.

Знал атаман, что Степан в вере нетверд, кое-кто даже стыдил его за богохульство, но отказать Разину не было причины, потому что просьба его была вполне обыденная: каждый год уходили казаки на богомолье, выполняли взятые обеты, брели вместе с другими богомольцами по русским весям и градам, отбивали поклоны в прославленных своими чудесами монастырях — у святого Сергия, на Белоозере, у Савватия и Зосимы на Соловках, у Антония Сийского; постились в далеких лесных пустыньках, навещали святых старцев в лесных чащобах, ставили свечки в одиноких придорожных часовнях. Но подозревал атаман, что не молиться шел Степан Разин — больно уж дерзок, суетлив и любопытен он был для этого.

Через всю Россию, от верховьев Дона до Москвы и дальше по русским городам и селам, прошел Степан Разин где пешком, где на подводах и санях. Ночевал в деревнях по избам, на съезжих дворах. По городам находились и свои люди, принимали богомольца.

Долгие месяцы провел Разин в странствии. Потом вернулся на Дон. Многое мог теперь порассказать он и станичникам, и казацкой старшине о жизни московской, о людских мыслях и делах. Говорил Стенька убежденно и горячо.

Он увидел московский мир и богатым и нищим, могучим и слабым, но прежде всего жестоким и неправедным. Быстро устраивалось и богатело Русское государство, уходили в прошлое разорения минувших лет. Отстраивались деревни, росли города, торговые пути крепче прежнего стягивали между собой уезды и волости. Быстро поднималась к силе и славе молодая помещичья поросль, сильно окрепшая при первых Романовых. Помещики требовали земель, крестьян, льгот, все чаще поднимали они руку на монастырские и боярские вотчины; поместное землевладение широко разливалось к югу и юго-востоку от Москвы. Помещичьи порядки утвердились в уездах Тамбовском, Шацком, Пензенском, Козловском, Симбирском и иных. Плодородная землица прочно переходила в руки помещиков, а вместе с землей и черные крестьяне. [13] Государственные крестьяне. Кое-где ненасытные помещичьи руки протянулась и к землям окрестных поволжских народов — мордвы, черемисов, чувашей, татар.